Имя раздора. Политическое использование понятия «гражданская война» (1917–1918) - Борис Иванович Колоницкий

К 3 ноября вооруженная борьба в Петрограде и Москве закончилась. Состоявшееся 4 ноября заседание ВЦИК почти целиком было посвящено обсуждению отмены декрета о закрытии «контрреволюционных» газет. Одним из аргументов защитников сохранения действия декрета было указание на то, что гражданская война, из-за которой была введена цензура, все еще не окончена. По мнению Л. Д. Троцкого, «требование устранения всех репрессий в момент гражданской войны означает требование прекращения гражданской войны». Он считал, что оно может исходить только от противников «пролетариата». Оратор доказывал, что начавшие гражданскую войну «сторонники Корнилова» до сих пор не предлагали заключить мир, а в условиях продолжающейся гражданской войны закрытие газет является законной мерой[1645]. Ленин тоже утверждал, что гражданская война не кончена: к Москве подступали «калединцы», к Петрограду — ударники. Он сказал, что раз гражданская война продолжается помимо воли большевиков, то нельзя прекращать преследование противника, не сложившего оружия[1646].

Левый эсер В. А. Карелин, защищая свободу печати, заявил, что должна быть прекращена и гражданская война[1647]. Его однопартиец Б. Ф. Малкин так сформулировал позицию своей фракции: «Мы не признаем критики оружием, но орудие критики должно быть предоставлено всякому в Свободной российской республике»[1648].

Большинство членов ВЦИК постановило оставить декрет в действии. В ответ левые эсеры огласили декларацию, назвав принятое решение проявлением «системы политического террора и разжигания гражданской войны»[1649].

Еще более резонансным стало заявление наркомов В. П. Ногина, А. И. Рыкова, В. Н. Милютина, И. А. Теодоровича о выходе из СНК. В отставку со своих постов подали и видные большевики: Д. Б. Рязанов, Н. И. Дербышев, Ю. М. Ларин, А. Г. Шляпников и другие. Они считали, что «чисто большевистское правительство» могло существовать только средствами политического террора, на этот путь уже вступил СНК, но они не желали ему следовать[1650]. В тот же день, как уже отмечалось, Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин направили заявление о выходе из ЦК[1651].

Политический кризис повлиял на окончательное сворачивание переговоров при Викжеле. В ночь с 5 на 6 ноября на совещание не явились большевики и левые эсеры, заседания были перенесены на неопределенный срок, а Викжель известил, что соглашение было сорвано ВЦИК, который отказался прекратить политику террора. Железнодорожники выдвинули свои изначальные требования: немедленное прекращение гражданской войны и образование однородного социалистического правительства от народных социалистов до большевиков. К этим пунктам добавилось требование прекратить политический террор[1652].

Откликом на дискуссию во ВЦИК стала статья «Террор и гражданская война», вышедшая на следующий день в «Известиях». В ней утверждалось, что гражданская война не вызывается тактикой какой-либо партии, в том числе и большевиков. На определенной стадии революции классовая борьба неизбежно переходит в гражданскую войну. Причина ее лежит в нежелании буржуазии отказаться от своей экономической мощи и политического господства, в резком противоречии между ее интересами и интересами большинства народа. Автор ссылался на известный афоризм Клаузевица («Война — это продолжение политики иными средствами»), утверждая, что гражданская война является продолжением классовой борьбы, но уже не средствами пропаганды, а с применением силы. Поэтому требования прекращения террора казались автору странными; он доказывал, что террор кончится «сам собой», когда противники рабочих и крестьян сложат оружие. Автор статьи даже назвал террор самообороной. «„Прекращение террора“ подразумевает прекращение гражданской войны», — цитировал он Троцкого, развивая мысль последнего: «„Гражданская война“ и „террор“ <…> — синонимы». Врагами «трудящихся» объявлялись не только «буржуазия», но и социалисты, перешедшие на сторону «цензовиков»: «В гражданской войне невозможно быть нейтральным, нужно стать на ту или другую сторону»[1653].

В связи с обсуждением цензуры печати апология гражданской войны звучала и в других статьях «Известий». Газета заявляла, что в Советской России беспрепятственно выходили газеты правых социалистов, «сознательно провоцирующие гражданскую войну, сеющие смуту и панику среди населения заведомо ложными сведениями». Между тем гражданская война не кончилась, Каледин не сложил оружия, а против советской власти затевались заговоры. Насилие против «буржуазии», с учетом ее экономической силы, газета считала допустимым: гражданская война как раз и состоит в том, что противники используют друг против друга силу. Отказ же от применения репрессий был равнозначен капитуляции без борьбы[1654]. Оправдание насилия и террора против «буржуазии» и ее союзников как инструмента политической борьбы появилось на страницах большевистских газет[1655].

Резолюция ВЦИК спровоцировала обсуждение связи между гражданской войной и террором. В. А. Базаров в «Новой жизни» утверждал, что СНК применял исключительные террористические меры против многих групп населения, в том числе и против социалистов; любым противникам большевиков, по мере необходимости, объявлялась «гражданская война как к врагам революции»[1656]. В. А. Десницкий, также писавший для «Новой жизни», доказывал, что гражданская война и террор не закрепляют успехи социальной революции, а лишь приучают население к жестокости[1657].

«Рабочая газета» заявила: «…усиление террора и углубление гражданской войны — вот программа Ленина и Троцкого». Однако, по мнению главного меньшевистского издания, политика террора лишь ослабляла СНК: бывшие союзники и даже соратники отвернулись от Ленина, потому что стремились к миру и соглашению[1658]. Имелся в виду выход из правительства и из ЦК ряда видных большевиков.

Д. И. Заславский полагал, что и после окончания гражданской войны большевики не допустят свободы слова: «Путь Ленина — это террор»[1659]. А. Н. Потресов называл режим большевиков «штыкократией»[1660].

Уход из СНК наркомов, выступавших за соглашение с умеренными социалистами и осуждавших террор, усугубил обвинения большевиков в узурпации власти. В. А. Канторович считал, что «личная диктатура дуумвирата» Ленина и Троцкого, не имевшая никакой основы в обществе, может управлять только с помощью террора[1661]. Газета старого ВЦИК также утверждала, что теперь речь идет не о «диктатуре большинства над меньшинством», а о диктатуре «новых царей» Ленина и Троцкого или «самодержавии Ленина»[1662]. «Рабочая газета» иронизировала, что декреты правительства должны теперь начинаться словами: «Божьею милостью, мы, Ленин I и Троцкий I, цари Петроградские, герцоги Кшесинские, князья Смольные, Таврические и иных, объявляем всем нашим верноподданным…»[1663] Даже симпатизировавшая большевикам «Новая жизнь» писала, что из правительства ушли все, кроме «фанатиков», «доктринеров» и «авантюристов», а это чревато новыми «вспышками гражданской войны»[1664].

Отказ большевиков отменить введенные ими цензурные ограничения повлек обвинения в нежелании закончить гражданскую войну. Газета левых эсеров «Знамя труда» сетовала, что часть большевиков предпочла классовой борьбе методы гражданской войны (выше уже отмечалось, что некоторые левые эсеры противопоставляли эти два понятия). При этом газета левых эсеров отмечала, что главная вина за гражданскую войну лежала на «оборонцах» и их «соглашательской политике»