Норвежский лес - Мураками Харуки

— Спасибо. Я очень рада твоим словам, — ответила Наоко.

— Здесь совсем неплохое место. Тихо, идеально, Рэйко — хороший человек. Но тут нельзя находиться долго. Слишком оно особенное, чтобы долго в нем быть. И чем дольше здесь живешь, тем потом труднее будет выйти.

Наоко молча смотрела в окно. Там виднелся один лишь снег. Низко нависали свинцовые тучи, и между заснеженной равниной и небом зазор оставался совсем ничтожный.

— Подумай, не спеши, — сказал я. — В любом случае, до марта я перееду, поэтому если хочешь перебраться ко мне, можешь сделать это в любое удобное время.

Наоко кивнула. Я нежно обнимал ее — будто держал в руках хрупкое стекло. Она обвила мою шею руками. Я был голый, она — в одних узеньких белых трусиках. Сколько ни смотри, насмотреться на ее тело вдоволь невозможно.

— Почему у меня не влажно? — тихо спросила Наоко. — Со мной так было только один раз. Тогда. В апреле — на мое двадцатилетие. В ту ночь, когда ты был со мной. Почему больше не получается?

— Это от нервов. Со временем все станет нормально. Главное — не торопиться.

— Все мои проблемы — от нервов, — сказала Наоко. — Если у меня всю жизнь будет сухо, если я всю жизнь не смогу заниматься сексом, ты все равно будешь меня любить? Хватит губ и пальцев? Или будешь искать секса с другими девчонками?

— Я, по своей сути, — оптимист.

Наоко уселась на кровати, натянула через голову майку, затем — фланелевую рубашку и синие джинсы. Я тоже оделся.

— Дай мне время спокойно подумать, — сказала Наоко. — И сам подумай, не спеша.

— Подумаю, — ответил я. — Как классно ты делаешь ртом…

Наоко немного покраснела, улыбнулась.

— Кидзуки мне тоже это говорил.

— У нас с ним совпадают и мнения, и интересы, — сказал я и засмеялся.

Мы сели на кухне за стол, пили кофе и вспоминали прошлое. О Кидзуки она уже могла думать без боли. Говорила, медленно подбирая слова. Прекращался и снова сыпал снег, но за три дня ни разу не распогодилось.

— Скорее всего, смогу приехать в марте, — сказал я на прощание.

Затем обнял ее поверх толстого пальто и поцеловал.

— До свидания, — сказала Наоко.

Настал режущий ухо тысяча девятьсот семидесятый год, который поставил окончательную точку на моем отрочестве. Я вступил в новую трясину. В конце учебного года проводились экзамены, которые я сравнительно легко преодолел. Другого занятия у меня все равно не было, я почти каждый день ходил в институт и спокойно сдал сессию без какой-либо особой подготовки.

Тем временем в общежитии случилось несколько происшествий. Сектанты прятали у себя в комнатах шлемы и железные прутья и на этой почве повздорили с воспитанниками начальника общежития из спортивной секции. Двое получили увечья, шестерых выгнали из общежития. Это происшествие имело последствия, и почти каждый день то там, то тут происходили небольшие стычки. В общаге поселилось напряжение, все были на взводе. Я тоже едва не попал под горячую руку спортсменам, но вовремя возник Нагасава и заступился за меня. В любом случае, пора было оттуда съезжать.

Сдав сессию, я всерьез занялся поисками жилья. И спустя неделю нашел в пригороде Кичидзёдзи подходящую по стоимости комнату. Далеко от станции, правда, но отдельный дом. Что называется, повезло. Флигель этот одиноко стоял в дальнем углу большого участка, и между ним и домом простирался сильно запущенный сад. Хозяева пользовались входом с улицы, я — черным ходом. Простор для любой личной жизни. Одна комната, кухня и туалет, вдобавок ко всему — огромный альков, превосходящий все мыслимые габариты. Имелась даже веранда, выходившая в сад. К хозяевам в Токио на будущий год, возможно, приедет внук, поэтому комнату придется освободить, и квартплата была намного ниже обычного. Хозяева — добродушная пожилая пара. Они сказали мне: «Живи как хочешь, мы тебе слова не скажем».

Переехать мне помог Нагасава. Взял где-то напрокат малолитражный грузовичок, перевез мои вещи и, как обещал, отдал свой холодильник, телевизор и большой термос. Для меня это был хороший подарок. Через два дня он сам съезжал из общежития в квартиру на Мита.

— Ладно. Думаю, встретиться нам уже не придется. Будь здоров, — сказал он на прощанье. — Но, как я тебе, вроде, уже говорил, мы наверняка встретимся с тобой спустя много лет при странных обстоятельствах.

— Было бы неплохо.

— Кстати, когда мы менялись, та, которая страшненькая, была лучше.

— Согласен, — хмыкнул я. — Правда тебе лучше поберечь Хацуми. Такими людьми не разбрасываются. Она куда ранимее, чем на первый взгляд.

— Да. Знаю, — кивнул он. — Поэтому, если честно, лучше бы она досталась тебе. Думаю, у вас бы получилось.

— Ты шутишь? — изумился я.

— Шучу, — сказал Нагасава. — Ну, счастливо. Всякое может быть, но ты парень упрямый. Думаю, все у тебя будет в порядке. Только… один тебе совет…

— Какой?

— Не жалей себя, — сказал он. — Себя жалеют только ничтожества.

— Я запомню.

Мы пожали руки и расстались. Он отправился в новый мир, я — назад в свою трясину.

Через три дня после переезда я написал письмо Наоко. Сообщил новый адрес, рассказал, что наконец-то выбрался из общажной суматохи и рад тому, что больше не придется иметь дело со всякой галиматьей ничтожных личностей. С этого момента я собираюсь с новым духом начать новую жизнь.

За окном расстилается широкий сад, в котором собираются все окрестные коты. Когда есть время, я заваливаюсь на веранде и смотрю на них. Сколько их там — не знаю, но много. Они греются на солнцепеке и, похоже, не обращают на меня никакого внимания. Положил им черствого сыра — подошли и с опаской съели. Думаю, вскоре я с ними подружусь. Среди них есть один полосатый кот с надорванным ухом. Так вот, он на удивление похож на коменданта общежития. Кажется, вот-вот начнет в саду флаг подымать.

Добираться до института мне сейчас дальше, но когда начнется специализация, утренних лекций поубавится, к тому же, проблемы тут вообще нет. Наоборот хорошо — в электричке можно не спеша читать книги. Осталось только найти в районе Кичидзёдзи какую-нибудь нетяжелую работенку на три-четыре дня в неделю. И я смогу вернуться к привычной жизни и буду каждый день заводить пружину.

Не хочу торопиться с выводами, но весна для меня — пора года, подходящая для начинаний, и мне кажется, будет лучше всего, если мы сможем с апреля начать жить вместе. Глядишь, ты восстановишься в институте, а если у нас в совместной жизни возникнут сложности, можно поискать для тебя поблизости квартиру. Самое главное — мы сможем всегда быть рядом. Конечно, не значит, что для этого необходима весна. Если захочешь летом, пусть будет лето. Нет проблем. Ответь мне, что ты об этом думаешь.

Я намерен серьезно поработать, чтобы собрать деньги на переезд. Самостоятельная жизнь потребует немало разных расходов. Нужно купить всякие кастрюли, посуду и прочую утварь. Но к марту я освобожусь и хочу с тобой встретиться. Сообщи, когда лучше всего? Я подгадаю день и поеду в Киото. С надеждой на встречу. Жду письма.

Затем два-три дня я понемногу покупал в Кичидзёдзи все необходимое для жизни, и начал готовить дома простую еду. В соседнем магазинчике стройматериалов купил доски, которые мне там же распилили, и своими руками сделал рабочий стол, за которым же первое время и обедал. Сделал себе полки, купил приправы. Ко мне прибился полугодовалый белый котенок, я начал его подкармливать и назвал Чайкой.

Покончив с приготовлениями, я выбрался в город, где нашел себе подработку в магазине красок и проработал две недели помощником маляра. Деньги платили хорошие, но сама работа оказалась тяжелой — голова кружилась от запаха ацетона. После работы я ужинал в ресторанчике «Ичидзэнъя», пил пиво, возвращался домой, играл с котенком и засыпал как убитый. Прошло две недели. Наоко не отвечала.

Как-то, орудуя кистью, я внезапно вспомнил о Мидори. Если подумать, я не звонил ей уже три недели и даже не сообщил о переезде. В последнюю нашу встречу я сказал, что собираюсь переезжать, а потом пропал.