Норвежский лес - Мураками Харуки

Родители относились ко мне так, будто притрагивались к опухоли. Их состояние тоже можно понять. Еще совсем недавно гордились своей дочерью, а теперь она возвращается из психушки. Такую и замуж толком не выдашь. С таким вот настроением и жили. Когда делишь кров, оно по-любому передается. Как такое терпеть? Выйдешь на улицу — кажется, будто соседи обо мне сплетничают, становится страшно и не хочется выходить из дому вовсе. Вот так еще раз — щелк! Опять повело крышу, все смешалось и снова в голове мрак. Было мне тогда двадцать четыре. Прописали семь месяцев лечения в санатории. Не в этом, а с высокой оградой и запертыми воротами. Грязно, пианино нет… В то время я уже не знала, как быть. Только нестерпимо хотелось побыстрее оттуда выйти, и я отчаянно старалась поправиться. Семь месяцев — долгий срок. Так у меня прибавилось морщин.

Рэйко усмехнулась.

— Вскоре после выписки я познакомилась с будущим мужем, мы поженились. На год младше меня, инженер в авиастроительной компании, из моих учеников. Хороший человек. Молчаливый, но искренний и добрый. Примерно полгода у меня занимался, а потом неожиданно предложил выйти за него замуж. Представляешь, внезапно так… за чаем после занятия. Без единого свидания, ни разу даже не прикоснулся ко мне. Я перепугалась и ответила, что не могу стать его женой. «Ты — хороший человек, нравишься мне, но по разным обстоятельствам я не могу выйти замуж». Он захотел узнать, по каким таким обстоятельствам, и я во всем честно призналась. Что два раза сходила с ума и лечилась. Рассказала ему все до мельчайших подробностей. По какой причине, и что со мною после этого стало. Не исключено, что это может повториться в будущем. Он попросил время подумать, на что я ответила: «Подумай хорошенько. Я не тороплю». Прошла неделя, он приходит и говорит, что не передумал. На что я ему: «Потерпи три месяца. Давай это время будем встречаться, и если точно не передумаешь, вернемся к этому разговору».

Три месяца мы встречались раз в неделю, ходили в разные места, разговаривали на разные темы. За это время я его очень полюбила. С ним казалось, что ко мне возвращается жизнь. С ним мне было легко. Забывались неприятности. Ну не вышло из меня пианистки, лежала в дурдоме — жизнь на этом ведь не заканчивается. Впереди меня ждет немало интересного. И я от всего сердца была ему благодарна за то, что он для меня сделал. Прошло три месяца, а он по-прежнему хотел меня в жены. Я ему: «Хочешь со мной спать — я не против. Я еще ни с кем этого не делала. Ты мне очень нравишься. Хочешь меня — бери. Но жениться на мне — совсем другое дело. Женишься — и на тебя лягут все мои заботы. Они куда серьезней, чем ты думаешь. Ты готов?»

Он отвечает: «Готов. Я не хочу только спать с тобой. Я хочу жениться, чтобы делить с тобой все, что у тебя внутри». Он действительно так думал. Такой человек: говорит лишь то, что думает, а что сказал — непременно выполнит. «Хорошо, — говорю, — давай поженимся». А что я еще могла ему ответить? Мы поженились спустя еще четыре месяца. Он из-за этого поссорился с родителями и порвал с ними все отношения. Дом его родителей — старый особняк на Сикоку. Те досконально изучили мое прошлое и узнали про обе клиники. Встали на дыбы, вконец разругались. Может, они по-своему были правы. Но мы из-за этого не смогли сыграть свадьбу, а просто пошли в мэрию и подали заявление на регистрацию. Съездили на две ночи в Хаконэ, и были при этом очень счастливы. Целиком и полностью. В общем, я до замужества оставалась девственницей. До двадцати пяти лет. Поверишь?

Рэйко перевела дыхание и вновь взяла в руки баскетбольный мяч.

— Считала, что пока я с этим человеком, все будет в порядке. Пока я с ним, хуже не станет. Знаешь, при нашем заболевании самое главное — такое вот доверие. А на такого человека можно положиться. Станет мне плохо — в смысле, опять поедет крыша, — он сразу это заметит и осторожно и терпеливо приведет меня в порядок: поправит голову, распутает клубок… Пока сохраняется это доверие, болезнь не возникнет, того самого щелчка не произойдет. Как я была рада… Думала, что жизнь — прекрасна! Настроение такое, будто меня подобрали в холодном бушующем море, закутали в одеяло и уложили в теплую постель. Через два года у нас родился ребенок, начались новые хлопоты. Я почти забыла о своей болезни. Утром проснусь — занимаюсь по дому, смотрю за ребенком, возвращается муж — кормлю его ужином… И так день за днем. Пожалуй, то было самое настоящее счастье в моей жизни. Сколько лет оно длилось-то? Пока мне не исполнился тридцать один. И опять — щелк! Взрыв.

Рэйко закурила. Ветер уже стих. Дым поднимался и пропадал в темноте ночи. Я посмотрел наверх — все небо усыпали мириады звезд.

— Что случилось? — спросил я.

— Ах да… — как бы очнулась она. — Произошла очень странная история. Будто меня все это время поджидала ловушка или западня. Как вспомню, до сих пор дрожь пробирает… — Рэйко потерла рукой висок. — Извини, ты приехал к Наоко, а я загрузила тебя своими историями.

— Мне на самом деле хочется узнать, что было дальше. Если, конечно, можно.

— Ребенок пошел в детский сад, и я понемногу начала играть на пианино, — продолжала Рэйко. — Не для кого-нибудь, для себя. С маленьких композиций Баха, Моцарта, Скарлатти. Конечно, пробел был большим, инстинкты уже не вернешь. Пальцы не слушались, как раньше. Но я все равно была рада. Я могу играть… Стоило только сесть за инструмент, чтобы сразу понять, как я люблю музыку, как мне ее не хватало. И как это прекрасно — играть для самой себя!

Я уже говорила: я начала играть с четырех лет, — но теперь поймала себя на мысли, что ни разу не играла для души. Я садилась за инструмент, чтобы сдать экзамены, выполнить домашнее задание, привести кого-нибудь в восторг. Конечно, тоже важно, чтобы стать мастером своего дела. Однако в определенном возрасте человеку необходимо играть музыку для себя. На то она и музыка. И вот, сойдя с прежнего элитного пути, в тридцать один или тридцать два я наконец-то поняла это. Отправляла ребенка в сад, быстро расправлялась с домашними делами и по часу-другому играла любимые произведения. До сих пор проблем не возникало. Правильно?

Я кивнул.

— И вот однажды приходит ко мне женщина, которую я знала только в лицо — мы лишь здоровались, встречаясь на улице. «Дело в том, что моя дочь очень хочет заниматься у вас пианино. Не могли бы вы давать ей уроки?» Сказала, что живут они поблизости, но, видимо, на приличном расстоянии, раз я ничего не знала о ее дочери. По ее словам, девочка, проходя мимо нашего дома, часто слышит мою игру, и в полном восторге от нее. Видела меня и просто восхищена. Ей четырнадцать лет, учится в средней школе, до сих пор брала уроки у разных преподавателей, но дело почему-то не заладилось, и сейчас никто с ней не занимается.

Я отказалась. Прошло столько лет: ладно бы ученик начинающий, но преподавать ребенку с многолетним опытом занятий — дело бессмысленное. Мне в первую очередь собственного воспитывать нужно, и к тому же — этого я вслух, естественно, не сказала — если у ребенка часто меняются преподаватели, толку от этого не будет. Но мамаша не унималась: можно хотя бы встретиться. Ну хорошо, только раз. Напористая женщина. Я не устояла и согласилась — тем более, что отказывать во встрече причин у меня не было. Через три дня девочка пришла одна. Ангельски красивая. Такую красавицу я не видела ни разу — ни до, ни после. Длинные и черные, как только что разведенная тушь, волосы. Стройные ноги и руки, сияющие глаза. А губы — изящные и нежные, словно их только что вылепили. Как увидела ее, так и обомлела… на какое-то время. Она сидела на диване в гостиной — и вся комната преображалась. Я смотрела на нее, и слепило глаза так, что хотелось прищуриться. Вот такой ребенок. До сих пор стоит у меня перед глазами.

Рэйко прищурилась, будто на самом деле увидела перед собой лицо той девочки.

— Мы пили кофе и около часа беседовали. О музыке, о школе. По виду — смышленый ребенок. Говорит по сути, имеет собственное острое мнение, умеет притягивать к себе собеседника. Даже страшно. Но в чем крылся страх, я тогда не знала. Лишь пронеслось в мыслях: есть у нее что-то жуткое в чертах лица. Но чем дольше мы разговаривали, тем тише звучал голос здравого смысла. Иными словами, она была настолько молода, красива и поразительна, что рядом с ней я почувствовала себя гадким утенком. Подумаешь о ней плохо вскользь и понимаешь, что это — мысли корыстные и завистливые.