Всеволод Иванов - ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ

Камер-лакей, скользнув в угловую залу, остановился у белой с золотом двери. Король взглянул вопросительно в его сторону, опустил флейту. Аккомпанемент смолк.

- Ваше величество, графиня Рейнбек! - доложил камер-лакей.

- Рейнбек? Рейнбек? - громко спрашивал король. - Не помню. Что за дама? Почему? А?

И посмотрел на первого министра.

- Ваше величество, - прошептал тот, согнувшись в перегиб, - вы же изволили приказать немедленно принять ее сиятельство.

- А! Теперь понимаю. Помню! - Король повернулся на одной ноге. - О! Это другое дело! Значит, эта старая карга таки пожаловала к нам! Отлично!

Он подошел к окну, искоса заглянул в направлении подъезда. Там, занесенная снегом, стояла высокая старая коляска.

- Ха! Это ее возок? В таких еще наши предки тевтоны кочевали со своими детьми и имуществом. Ха-ха-ха! Во всяком же случае - и графиня кочует на новые места. Ха-ха!

Кто-то почтительно хихикнул. Король обернулся на дерзеца.

- Что значит этот смех? Кто смеется? Кто смеет смеяться? Тевтоны идут на завоевание мира. Ми-и-ра, милостивый государь мой! Мы завоевываем его не только солдатами… то, что делает король Прусский, не должно вызывать ничьего смеха!

И, высоко подняв голову, он бросил лакею:

- Я приму графиню в кабинете!

Полный, низенький, шустрый король вышел из залы, гордо осматривая спины склоненных в поклоне придворных и громко стуча каблуками.

Глава 2. Эстафета короля

В узкой гавани города Штеттина, провонявшей селедкой да треской, волны трясут рыбачьи посуды. На горе, над стенами - колокольня, и оттуда то и дело падает уныло чугунный звон - бамм! бамм! Тесные улицы города в этот день Нового года заваливает снег. По улице Дом-штрассе под номером 761 - высокий дом темного камня, в доме квартира командира 8-го Ангальт-Цербстского полка прусской службы генерал-майора, герцога Христиана-Августа Ангальт-Цербстского.

Да разве такой жизни ждала себе его супруга Иоганна-Елизавета? Кто же не знает, что ее брат герцог Карл-Август был когда-то женихом Елизаветы Петровны, императрицы Российской, да умер от оспы… А не умри он - сидел бы он теперь, может быть, в Петербурге императором, а с ним жила там и Иоганна-Елизавета, его сестра… Вот горе какое!

Бамм! Бамм! - гремит колокол, с моря встает метель, гонит рыбачьи лодки в гавань… Бамм!

В темной низкой зале после новогодней обедни собрался весь, «двор» герцога. Герцогиня Иоганна-Елизавета - черная, худущая - нахохленной птицей сидит в кресле с высокой спинкой, под ногами - шитая подушка, золотые кисти отсвечивают… На скамеечке у нее ног старшая четырнадцатилетняя дочь - София - Фике, черноволосая, розовощекая девочка с блестящими глазками. Герцогиня вяжет крючком длинный кошелек - она его вышьет бисером и подарит кому-нибудь из многочисленных родичей. Дешево и мило…

Кругом толпятся французы - мадам Кардедль - старая воспитательница Фике, проповедник Пэрар, учитель чистописания Лоран, танцмейстер Пеко. Французы улыбаются, жестикулируют, немцы, напротив очень серьезны. Потирая зябко руки, вошел пастор Дове - бледный, взволнованный сказанной им проповедью. Его большие глаза еще, до сих пор полны пафосом и улыбаются дружеской слабой улыбкой профессору Вагнеру. - Господин пастор, ваша проповедь сегодня превосходна, - говорит в ответ на улыбку профессор Вагнер. - Да, да…

Учитель музыки Рэлиг из Цербста наготове и стоит у клавесина, - может быть, придется играть…

Сам герцог, командир прусского полка, в голубом мундире, в высоких ботфортах, сидит за круглым столом и уж конечно тянет пиво с тремя своими офицерами…

- Ха-ха-ха! - громко хохочет он. - Ха-ха-ха!

Фике вытягивает тоненькую шейку в сторону веселой компании, но герцогиня опускает на дочь свои темные, обведенные синевой глаза:

- Фике! Ах, Фике! Сиди же прилично! Ты совсем стала мальчишкой! Ты носишься по улицам! И все эта бедность! Ах, бедность! Ну, какая же ты принцесса!

- Мадам, густым голосом говорит мадам Кардедль, - Фике достаточно видит свет. Когда она бывала с вами во дворца в Берлине, то вела себя отменно.

И Фике теперь сидит совсем, совсем смирно. Обоими кулачками она подперла свое симпатичное личико и смотрит, как в люстре горит в хрустале розовый огонек… Почему-то ей кажется, что ее ждет тоже что-то такое же красивое, что-то розовое, как этот огонек… О, она смелая девочка, у нее темные волосы и чудная розовая кожа блондинки. Ей смешны эти постоянные слезы и ахи матери…

- Ха-ха-ха! - снова хохочет герцог. Толстый, рослый, румяный - он развалился в кресле: он хохочет своей же остроте. Сегодня Новый год… Надо веселиться. За ним хохочут и его офицеры…

Иоганна-Елизавета выдвигает вперед полную нижнюю губку:

- Как они грубы? О, эти мужчины! Кружка пива, водка - и они счастливы. Солдаты! Только солдаты! Но что же теперь делается в Петербурге?.. Брюммер обещался писать и молчит…

- Мамочка, да чего же вы ждете от этого лощеного господина?

- Фике, ты не понимаешь! Ведь это письмо будет из Петербурга! Мой бедный брат, правда, умер, его брак расстроился! Но ведь ваш Петр Ульрих - наследник русского престола… Внук Петра Великого. Твой двоюродный братец… Твой кузен! Императрица Елизавета благосклонно относится к тебе, она очень любит европейцев. Образованных. Воспитанных. Ах, какая это великолепная страна - Россия! Какая богатая! А что мы с мужем? Бедняки… Нам приходится таскаться с места на место. По полям сражений… То в Голландии, то в Испании. То на острове Рюгене… Ужасно! Жить в трактирах. Любезно говорить с пьяными офицерами. Невыносимо! Я же не герцогиня. Нет, нет, я просто мать-командирша!

Герцогиня прижала к носу скомканный платочек, скорбно смотрела из-за него на дочку и вдруг всплеснула руками.

- Ведь императрица России Елизавета - это же наша тетка. Эльза! Моя невестка! Царствует в России. Веселая. Добрая! У нее, говорят, трон золотой!.. Ах, ах! У нее бриллианты на башмаках! Ах, ах! Ее двор в Петербурге роскошнее Версаля. А какие войска у тетки Эльзы… Такими солдатами можно завоевать весь мир! А вельможи! Красавец к красавцу… Они получают в подарок от государыни по тысяче рабов… По сто тысяч червонцами. Собольи шубы. Ордена с бриллиантами. Золотые табакерки. В Петербурге живет кузен Петер… Там живут сотни немцев. Там дядя Людвиг! Там Брюммер… Барон Корф… Это все же наши люди. Там граф Шембелен-Бирндорф… И ты, кузина наследника, могла бы быть тоже там. Это положительно необходимо!

Фриц, старый лакей, вошел неслышно в залу, натягивая нитяные перчатки, доложил в восковое ухо герцогини.

- Эстафета! Экстренно!

- Ваша светлость! - вскочила с места герцогиня, обращаясь к мужу. - Ваша светлость! Благоволите пройти в кабинет…

«Неужели! - думала она. - Неужели!»

В кабинете герцога в полированном столе отразились канделябры с грифонами. Герцог едва успел опуститься в кресло и принять величественный вид, как в дверь шагнул румяный молодой офицер. Он только что сбросил плащ, и снег оставил еще мокрые пятна на его плечах и груди:

- От его величества - короля!

Герцог встал, щелкнул каблуками, вытянулся, принял синий пакет за пятью печатями. Жена встала за его плечом.

- Какова дорога? - нарочито бодрым голосом спросил: герцог.

- Собачья, ваша светлость! Не пришлось спать! Гнали, как на крыльях!

- Благодарю! - сказал герцог и протянул мясистую руку с перстнем. - Добрая кружка вина доброму офицеру будет как раз впору. Ха-ха! Отсалютовав, офицер вышел.

- К чему эта фамильярность с подчиненным? - шипела герцогиня, выхватывая пакет у мужа. - Удивительно!

- Я должен думать о том, чтобы мои подчиненные любили меня! - говорил герцог, следя, как жена ловко вскрывала плотную бумагу.

- Боже мой! - воскликнула герцогиня. - Это же из Петербурга! Я взволнована.

- Сомневаюсь, чтобы там было что-нибудь путное, из Петербурга, - ворчал герцог. - Этот пьяница Брюммер…

- Вот именно - Брюммер! Да, это он! - воскликнула герцогиня, потрясая синеватыми листками, выхваченными из конверта. - Именно он! Вы ничего не понимаете, ваша светлость, и очень жаль, что я имею такого мужа. О-о! Слушайте!

И, сунув письмо под самый канделябр, герцогиня читала в лорнет:

- «Государыня моя! - писал Брюммер [Приводится дословно, как равно и последующее (авт.)]. - Надеюсь, что ваша светлость совершенно уверены, что с тех пор, как я нахожусь в этой стране…»

- В России! - выразительно отнеслась она к супругу. - Вы понимаете?

Тот кивнул белокурой головой.

- «…в этой стране, я не перестаю трудиться для отечества и величия пресветлейшего герцогского дома. Питая издавна почтение к особе вашей светлости и стараюсь убедить вашу светлость не пустыми словами, а и действительными делами в этом, я дни и ночи размышлял - нельзя ли сделать что-либо блистательное для пользы вашей светлости…