Всеволод Иванов - ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ

От таких слов царевич еще больше рыдать стал. И плачет, и рыдает, и бранит поносными словами отца своего, Петра-царя. Детоубийцей его зовет. А молиться никак не хочет…

- Бери его! - тихо приказал Толстой. - Ставь на колени перед иконой!

Царевича подхватили под руки, поставили на колена. От лампады черная тень металась по полу, по стене…

- Господи, в руки твои предаю дух мой! - подсказывали ему. - Повторяй. Ну, повторяй!

- Убийцы! - рыдал царевич. - Каты!

- Ну, так с ним делать больше нечего! - сказал граф Бутурлин и сам, оборотясь к иконе, степенно перекрестился. - Господи! Упокой душу раба твоего Алексея в селениях праведных, отпусти ему все его прегрешения, яко благ и человеколюбец! Хватай его! На постель! Разом!

И, склубившись в один клубок, все четверо завалили Алексея Петровича на постель, так что она затрещала, навалили на него две подушки… Чего-то он кричал, чего-то он говорил - никто уже не разбирал… Стонал, потом замолчал… Ноги, руки дергаться перестали. Затих.

- Готов! - сказал Толстой и стал, тяжело дыша, оправлять парик и букли. - Уфф!

Толстой и Бутурлин ушли, поплыли опять к царю с докладом. Ушаков и Румянцев остались сторожить покойника, чтобы кто-нибудь до времени не вошел. Постель оправили, царевича уложили, как должно, будто спит. Ушаков от лампады зажег свечу, поставил на стол.

В молчании прошло два часа. Ночь шла над Санктпитербурхом, над крепостью играли куранты, с Невы доносились песни…

Вот за дверью раздались голоса караульных, зашумели что-то, потом стали стучаться в железную дверь. Вошла госпожа Крамер, тучная, румяная, камер-фрау покойной супруги царевича Шарлотты, с собственноручным писанием от царя. Сказала, улыбаясь:

- Я опрятай мертви тел. Я ошень корошо знай такой работ!

И ловко стала прибирать тело как полагается. А к утру и соборные попы явились - псалтырь честь.

Так, 26 июня, вечером, скончался царевич Алексей Петрович.

Тело его было положено в гроб, обитый черным бархатом, поставлено в Санктпитербурхской крепости, в Соборной церкви, близ Комендантского двора. Читали над ним псалтырь… Стоял при гробе караул по два сержанта от Преображенского полка. И люди приходили свободно прощаться с царевичем…«Может быть, при нем-то лучше бы жилось?» - думали втай некоторые. При дворе траура не было, так как «царевич умер как преступник», как было объявлено иностранным дипломатам. 27 июня было пышное празднование годовщины Полтавской победы… А еще веселее, в воскресенье, 29 июня, на день верховных первоапостолов Петра и Павла, праздновались именины самого царя Петра. В Летнем дворце царь и гости пировали шумно, а после пира все отправились на шлюпках гребных в Адмиралтейство, где был спущен на воду большой, 94-пушечный корабль, построенный по чертежам самого Петра. Самоцветами по тёмному небу загорелся пышный фейерверк, ракеты и римские свечи летели высоко, и новый пир был закончен лишь в два часа ночи, уже к восходу солнца…

30 же июня, к вечеру, состоялось погребение тела царевича в Петропавловском соборе. По указу его величества на выносе присутствовали все бывшие тогда в Санктпитербурхе архиереи, епископы, священники, дьяконы, все генералы с генерал-фельдмаршалом светлейшим князем Меньшиковым во главе, вся приезжая знать, все стольники, стряпчие, ландрихтеры, дворяне, ландраты, дьяки, и все с дамами. В семь часов вечера к выносу прибыли царь Петр и царица Екатерина.

Хор тихо запел «зряща мя безгласна» - и началось прощание с царевичем: Царь и царица дали последнее целование сыну и пасынку… Родной ведь был! Алеша!

А потом 24 первых в государстве персоны понесли Алексея Петровича в собор Петра и Павла, где и положили в могилу рядом с законной женой, с нелюбимой Шарлоттой. Отцовская железная воля положила сына на то супружеское ложе, которое она ему раньше указала, и положила навсегда. Так в зимнюю ночь на 1 февраля 1718 года одинокий Петр, сидя в своем новом Московском дворце, в Кремле, круто, по-петровски, решил это тяжелое отцовское дело об измене государству своего сына и наследника…

Императрица Фике

…Пруссия - государство, являющееся с давних времен носителем милитаризма в Германии, фактически перестала существовать.

Закон Союзного Контрольного Совещания в Германии от 25 февраля 1947 г.

Глава 1. Флейта короля

На лужайки парка Сан-Суси падал крупный снег, покрывал перспективные, на версальский манер дорожки, деревья, стриженные, как шары, кубы и пирамиды, боскеты, гроты Нептуна и Дружбы, фонтаны, руины на холме, китайский дом, римские бани.

Шапками снег лежал на каменных столбах, между ними - чугунные узоры решеток. Снегом были покрыты и крыши Нового замка, завитки стиля рококо над полуциркулями окон. Снег висел ровной сеткой, сквозь него чернели большие липы, на них сидели вороны.

Замок был отстроен в два этажа, широкий, с просторными залами, с круглыми ротондами, с наборными полами, в которых отражалась фигурная мебель под обивкой цветного штофа, с библиотекой, с картинной галереей.

К этому времени немцы давно перестали строить старые немецкие замки, рыцарские гнезда - с толстыми башнями и стенами. С подъемными мостами через глубокие рвы. С огромными закопченными залами, где в каминах горели когда-то целиком деревья, где можно было жарить баранов, даже быков… Еще стояли такие замки в древних славянских местах - Колобреге, в Штеттине, в Старграде - их строили рыцари Тевтонского ордена, рыцари-крестоносцы, когда они, разбитые арабами в Палестине, кинулись сюда, на Восток, в мирные богатые славянские земли, неся с собой насилие, пожары, кровь, слезы и христианство. В этих замках жили белокурые, голубоглазые разбойники, пировали тут, выезжали отсюда на охоту, железной рукой правили отсюда рабами - крестьянами. Их потомки строились и жили совсем по-другому - на французский манер.

В угловой круглой комнате на высоком пюпитре и на белом клавесине горели свечи у нот, флейта короля Фридриха переливно высвистывала мелодии Генделя. От свеч разноцветно мерцал хрусталь в подвесках, на жирандолях, на столах, в бра на стенах, у люстры на потолке, и алели две розы в пудреной прическе баронессы фон Вальгоф: она аккомпанировала королю.

Ястребиный нос короля свис над оголовьем флейты из белой кости, рот растянулся над амбушюром, стал еще язвительнее, четырехугольный носок правого ботфорта крепко отбивал такт, а серые глаза смотрели в окно на падающий снег.

И тогда, четырнадцать лет тому назад, вот так же шел такой же крупный снег, крыл экзерцир-плац перед старым Потсдамским замком, пухло ложился на треугольные шляпы, на голубые мундиры огромных померанских гренадер, что, циркулем расставив ноги, стыли во фрунте.

В зале замка, перед невысоким окном, тоже широко расставив ноги, стоял его отец, король Фридрих-Вильгельм - большой, сутулый, широкоплечий, с двойным пивным затылком, в голубом мундире. Справа и слева молчала свита - синие, зеленые, малиновые, голубые кафтаны, а дамы в широких робронах испуганно жались друг к другу.

Он сам, наследный тогда принц Фридрих, стоял за отцом чуть слева, слышал, как от отца пахнет пивом, табаком, суконной пылью. В окне чернел эшафот, на нем плаха, и мейстер Тимм, палач из Нюренберга, пальцем у уха пробовал звон стального топора.

Дамские платья зашелестели в движении:

- Ведут!

Бурей грохотали барабаны. По фрунту гренадер, между трех рослых великанов солдат, субтильный, маленький, прошел лейтенант Катте, твердо взошел на эшафот. Господин тайный советник Шурц, худой и высокий, снял с головы черную шляпу, поднял правую руку в кружевной манжете. Барабаны смолкли, сквозь стекла донесся гнусаво голос советника:

«…сей Катте… смуту в королевстве… Измена. Подбивал к побегу из родительского дома его высочество, наследного принца Фридриха… Соблазн юной души…»

Принц за отцом стоял, вытянувшись, как и отец, хотя и был лишен права носить военную форму. От черного бархата кафтана молодое его лицо было бледно, от переживаний ястребиный нос еще больше заострился, серые глаза округлились. Не лейтенанта Катте это казнили! - это казнили его самого, наследного принца Фридриха, - вот так, как в детстве за его, принцевы шалости, секли его сверстников - детей.

Палач портновскими ножницами срезал ворот у кафтана лейтенанта, пудреный тупей [Коса парика] над тонкой шеей, нагнул лейтенанта сильной рукой своей на плаху. Принц Фридрих не выдержал. Он бросился к окну, мимо отца-короля, стуча в стекла обеими руками, кричал:

- Прости! Прости!

Катте выпрямился и преданно взглянул в окно.

- Вы не виноваты! - слабо донеслось оттуда.

- Принц, назад! - загремел бас короля. - На ваше место. Драхенфельс, возьмите его!

Шатаясь, Фридрих отошел назад. Катте снова нагнулся, жалостно взглядывая в последний раз на окна, мейстер Тимм взмахнул топором. Голова отскочила, белый снег задымился кровью. Принц мягким мешком упал в обморок на руки синего кафтана.