Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский
Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» читать книгу онлайн
Короткая, но яркая эпоха Горбачева погребена под штампом лихих 90-х: сменившим его правителям этот период отечественной истории неудобен — он порождает сомнения и будит мысль. На Горбачева приклеен ярлык, который одни давно прочли как «могильщик великой державы», а другие — как «великий реформатор», но так или иначе он уже как-то классифицирован и пахнет пылью краеведческого музея.
На самом деле предшествующий ему брежневский «социализм» сегодня мифологизирован, а о спрессовавшемся времени перестройки поколение родившихся в 90-е и позже почти ничего не знает. Извлекая новые смыслы из известных, казалось бы, фактов, автор стремится передать самый дух политической и нравственной революции, которой стала (хотя едва ли сразу была так задумана) горбачевская перестройка.
Загадку Горбачева, который возглавил могущественный СССР, как будто усыпив бдительность избравшего его на должность Политбюро, автор объясняет тем, что примерно до 1988 года он и сам ни за что не догадался бы о той роли, которая была ему отведена в российской и мировой истории.
Потерпела ли перестройка провал? Сегодня кажется так. Но завтра ответ на тот же вопрос будет зависеть от того, была ли она случайным отклонением в российской истории, или очередной попыткой сменить «колею».
В первом случае это означало бы, что Вы хороните все то, что было Вами сказано и сделано на протяжении пяти лет. Признаете, что и сами Вы, и страна оказались не готовы к революционному повороту на цивилизованный путь и что придется вести дела и обращаться с народом по-прежнему. Во втором случае дело еще можно было бы поправить во имя продолжения перестроечного курса. Хотя что-то необратимое уже произошло… Разрушается главное, что было достигнуто в ходе политики нового мышления, — доверие. Вам уже теперь не поверят — как бы Вы отныне ни поступали… Смысл этого моего послания состоит вот в чем: я верой и правдой служил „тому“ Горбачеву — великому новатору и автору перестройки. А сейчас я его не узнаю и не понимаю».
Шеварднадзе, который сделал сенсационное заявление об отставке на Съезде народных депутатов СССР в декабре 1990 года, не предупредив об этом Горбачева, объяснил это просто: Горбачев, обладая силой некоего магнетизма, его бы от этого отговорил. Имел ли он в виду что-то конкретное, предупреждая съезд об «угрозе диктатуры»? В тот момент он едва ли располагал какими-то определенными сведениями, хотя разговоры о введении чрезвычайного положения возникали теперь постоянно. Скорее, Шеварднадзе понимал механизм, с помощью которого неустойчивая демократия (охлократия) перерастает в тиранию почти с неизбежностью.
Впрочем, этот процесс еще в IV веке до н. э. описал Платон:
«Кто отведал человеческих внутренностей, тому не избежать стать волком… Разве не то же и с представителем народа? Имея в руках чрезвычайно послушную толпу, разве он воздержится от крови своих соплеменников? Напротив, как это обычно бывает, он станет привлекать их к суду по несправедливым обвинениям и осквернит себя. Карая изгнанием и приговаривая к страшной казни, он между тем будет сулить отмену задолженности и передел земли… В первые дни он приветливо улыбается всем, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу; он освобождает людей от долгов и раздает землю народу и своей свите. Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе… Между тем некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему недовольство всем происходящим. Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился… Он связан блаженной необходимостью либо обитать вместе с толпой негодяев, притом тех, кто его ненавидит, либо проститься с жизнью… Народ тогда узнает, клянусь Зевсом, что за тварь он породил, да еще и любовно вырастил».
Прогнозируя такое развитие событий, Шеварднадзе с Платоном ошиблись лишь в персоналиях и в сроках. Горбачев не мог переступить черту, отделявшую его от насилия, хотя и делал робкие шаги в ту сторону. Он стал раздражителен, подозрителен, Крючков и Болдин наловчились манипулировать им, ограничивая или расширяя выгодные им потоки информации и доступ к Горбачеву определенных людей. Несомненные удачи Ельцина сбивали его с толку, он не мог понять, почему у того получается то, что не выходило у него самого. А причина была проста: Горбачев оказался не только слишком человечен, но и слишком сложен для роли тирана, когда в ускоряющемся асинхронном потоке событий надо было преодолевать вязкость демократических процедур. На этом месте и в этих условиях требовалась другая личность, более решительная, а значит, устроенная попроще.
1990 год был, мне кажется, худшим для Горбачева — хуже 91-го, хотя тогда он окончательно потеряет власть. Для этой исторической личности в истории больше не было роли.
Арчи Браун — специалист по СССР и проницательнейший политолог, первым рассказавший Тэтчер о Горбачеве, на своем английском языке сказал о нем так: «Горбачев любил идеи». Вот, что тут верно и важно: он не любил власть. Он пробивался к ней с таким упорством и держался за нее, чтобы реализовать идеи. Сама по себе власть была ему не нужна и даже тягостна, а в ситуации такой турбулентности, какую он сам создал, удержать власть мог только тот, кто вцепляется в нее, как бульдог, мертвой хваткой. А идей в 1990 году у Горбачева не было. Или он их боялся, потому что эти идеи с неизбежностью влекли очередную смену верований, что и произойдет позже, уже после ухода из власти. Без идеи он был как проколотый воздушный шарик.
В этот период Горбачев во второй раз в жизни (первый раз, мы помним, это было в Ставрополе в 1968 году) всерьез задумался, не соскочить ли ему со своей траектории. 1 января 1990 года Черняев записал в дневнике: «М. С. мне, а потом Шахназарову, потом Яковлеву примерно месяца полтора назад сказал: „Я свое дело сделал!“ Поистине, так. Но не думаю, что он захочет уйти». И следующая запись от 25 февраля 1990 года: «Горбачев готов уйти. Великое дело он уже сделал, и теперь сам народ, которому он дал свободу, пусть решает свою судьбу… Как хочет и как сможет. Впрочем, держит его чувство ответственности…»
Черняев, как всегда, очень точен. Ответственность, о которой он говорит, это теперь не более или менее абстрактная ответственность за судьбу реформ, которые могут получиться, не получиться или получиться в той или иной мере. Теперь это ответственность за судьбу СССР, который в 1990 году очевидно начинает разваливаться и который Горбачев обязан спасти, придав этому процессу некую приемлемую форму. А больше некому, потому что его главные политические соперники делают ставку именно на развал Союза.
Глава 25
Скрестить ужа и ежа (программа «500 дней»)
«Где этот парень?..»
В конце июля 1990 года помощник Горбачева по экономическим вопросам Николай Петраков, которого он привлек в свою команду лишь годом ранее, показал ему записку, составленную им совместно с Явлинским, который в это время уже вырос до уровня заместителя премьера в правительстве РСФСР. Горбачев был занят чем-то другим и сначала бегло заглянул в документ, но затем вчитался и вскинулся: «Где этот парень?!» — «Сидит у себя
