Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский
Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» читать книгу онлайн
Короткая, но яркая эпоха Горбачева погребена под штампом лихих 90-х: сменившим его правителям этот период отечественной истории неудобен — он порождает сомнения и будит мысль. На Горбачева приклеен ярлык, который одни давно прочли как «могильщик великой державы», а другие — как «великий реформатор», но так или иначе он уже как-то классифицирован и пахнет пылью краеведческого музея.
На самом деле предшествующий ему брежневский «социализм» сегодня мифологизирован, а о спрессовавшемся времени перестройки поколение родившихся в 90-е и позже почти ничего не знает. Извлекая новые смыслы из известных, казалось бы, фактов, автор стремится передать самый дух политической и нравственной революции, которой стала (хотя едва ли сразу была так задумана) горбачевская перестройка.
Загадку Горбачева, который возглавил могущественный СССР, как будто усыпив бдительность избравшего его на должность Политбюро, автор объясняет тем, что примерно до 1988 года он и сам ни за что не догадался бы о той роли, которая была ему отведена в российской и мировой истории.
Потерпела ли перестройка провал? Сегодня кажется так. Но завтра ответ на тот же вопрос будет зависеть от того, была ли она случайным отклонением в российской истории, или очередной попыткой сменить «колею».
В июле Горбачев принял в Москве генсека Социалистической единой партии Германии Эриха Хонеккера, которого в разговоре с Черняевым назвал мудаком. В октябре в Восточном Берлине было запланировано торжественно отметить 40-летие ГДР — Горбачев отправился туда без особого желания. 7 октября он прилетел в Берлин, и на протяжении всего пути автомобиля, в которым они ехали вместе с Хонеккером, толпы, состоявшие скорее из тех, кого обязали прийти, кричали: «Горби! Горби! Помоги!» — а на своего генсека не обращали никакого внимания.
Менее чем через две недели, 8 октября, Политбюро СЕПГ, с которым Горбачев успел встретиться в полном составе, отправило Хонеккера в отставку, но изменить в проводимой им политике уже ничего не успело. 4 ноября в Берлине прошел согласованный с властями массовый митинг с требованиями соблюдения свободы слова и собраний. 9 ноября телевидение ГДР передало сообщение: «Будет открыт доступ к Западному Берлину», не указав, когда это случится. 20 тысяч жителей Восточного Берлина сразу ринулись к стене, разделявшей его с Западным, а на противоположной стороне уже работали бульдозеры.
В 19 часов 34 минуты член Политбюро СЕПГ Гюнтер Шабовски, выступая на пресс-конференции, которая транслировалась в прямом эфире по обе стороны стены, крайне неуверенно отвечал на вопросы и был понят телезрителями так, будто бы ворота в Западный Берлин уже открыты. Сотни тысяч восточных немцев ринулись к ним. Пограничники пытались оттеснить толпу, но затем открыли границу. В половине второго ночи по Москве началось праздничное братание, о чем Горбачеву в Москве доложили утром, не желая понапрасну его будить.
С председателем СДПГ Эриком Хонеккером на праздновании 40-летия ГДР. И они оба тоже не знают, что ГДР осталось жить всего несколько месяцев, а мы-то уже знаем
1989
[Архив Горбачев-Фонда]
Берлинская стена была разобрана на куски в течение нескольких дней. По подтвержденным данным при попытках ее нелегального пересечения с момента возведения в 1961 году было застрелено 125 человек, но возможно, что жертв было больше. В течение первой недели после падения стены ФРГ в гостевом режиме посетили 9 миллионов немцев из 16-миллионного населения ГДР, но практически все вернулись обратно. С прицелом насовсем, включая первые месяцы и маршрут через Венгрию, в 1989 году уехал миллион, создав тем самым для ФРГ большие проблемы с обустройством этих немцев.
Падение стены не стало полной неожиданностью, но произошло буквально «по воле народа», и ни политики по обе ее стороны, ни военные помешать этому никак не могли. Попытка использовать советские войска неизбежно привела бы к настоящей бойне и сотням жертв с обеих сторон, а на всей внешней политике Горбачева пришлось бы поставить крест.
Однако открытие границ не означало объединения двух Германий — до 3 октября следующего, 1990, года ГДР оставалась самостоятельным государством, при этом ФРГ входила в НАТО, а ГДР — в блок Варшавского договора. Не только советские военные были крайне озабочены сохранением расстановки сил, но и западные лидеры, прежде всего Миттеран, не рискуя выступать с этим открыто, давали Горбачеву понять обеспокоенность возможностью появления в самом сердце Европы фактически нового и очень сильного игрока — воспоминания о Второй мировой войне в это время еще имели значение.
Было понятно, что объединение немцев может пройти только по модели поглощения Западной Германией Восточной при сохранении и до этого существовавшей в ФРГ формы конфедерации (суверенных земель). Численность населения ФРГ на 1990 год составляла 78 млн 750 тыс. человек против 16 млн 675 тыс. в ГДР, не говоря уже об их экономических потенциалах, да и бежали немцы всегда из ГДР в ФРГ и никогда в обратном направлении. То есть речь могла идти лишь о формах и сроках объединения и конкретно о том, войдет ли обновленная ФРГ в НАТО или приобретет нейтральный статус, хотя бы в той части, в которой это будет касаться восточных земель.
Филипп Зеликов, входивший в те годы в Совет национальной безопасности США и занимавшийся вопросом объединения Германии, утверждает, что незадолго до падения стены Горбачев сказал советскому послу в Восточной Германии Вячеславу Кочемасову: «Наш народ никогда не простит нам потери ГДР». В декабре он заявил Миттерану, что в случае объединения Германии весь мир получит «короткую телеграмму о том, что пост генсека СССР занял какой-нибудь маршал», то есть для Горбачева, лавировавшего между группировками в Политбюро и на Съезде народных депутатов СССР, это был вопрос не только внешней, но и внутренней политики.
После падения стены мировые лидеры продолжали обсуждать с Колем перспективу воссоединения Германии как вопрос неопределенного будущего. Похоже, что этот баланс неосторожно нарушил заведующий международным отделом ЦК КПСС Валентин Фалин. Бывший посол СССР в ФРГ, заслуженно считавший себя специалистом по немецкому вопросу и невысоко ценивший знания и опыт Шеварднадзе, он оставался на периферии переговоров Горбачева и Коля, но считал себя обязанным внести свой вклад в этот процесс. Фалин передал Колю через его советника записку о том, что СССР не против рассмотреть вопрос об объединенной Германии в виде конфедерации, что могло бы, по его мнению, продлить существование относительно независимой ГДР.
Горбачев не знал о проделке Фалина, а Коль был уверен, что за его запиской стояло предложение Горбачева — ему даже не пришло в голову, что Фалин мог выступить с личной инициативой, не согласованной с Горбачевым. 28 ноября, менее чем через три недели после падения стены, Коль выступил в Бундестаге с планом, который предусматривал «создание конфедеративных структур между двумя частями Германии с целью создания федерации».
С этого момента процесс стал развиваться стремительно и полностью по сценарию Коля — формально ГДР вошла в состав ФРГ 3 октября 1990 года. Многие эксперты и участники событий из разных стран, принимавшие в них то или иное участие, в своих интервью и мемуарах указывали, что СССР в обмен на «согласие» на объединение Западной и Восточной Германий мог бы получить больше преференций, например, в виде гарантий невступления ФРГ в НАТО или вывода войск НАТО из ФРГ одновременно с выводом советских из ГДР.
В ходе визита Горбачева в США 31 мая — 4 июня 1990 года между ним и президентом Бушем состоялся следующий диалог:
«Буш: Каждая независимая страна имеет право выбирать себе союзников. Если правительство Германии не захочет оставаться в НАТО или попросит нас вывести войска, мы будем уважать их выбор.
Горбачев: Тогда мы можем сформулировать это так:
