Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

что готовят экспедицию. Попотели на славу. А потом – тишина. Валер, конечно, валяться молодежи не дал – почти всех пристроил к тому или иному мастеру, а совсем бесполезным надавал черной работы. Тренировать Нефриму было некого. Он даже пробовал хаживать из Охи в Рефигию, чтобы работать с оставшимися. Там как раз добирали новых башенников. И старички вовсю учили новеньких. Теми же способами, теми же словами, что когда-то применял Мехено. Снова стали перекладываться камни из кучи в кучу, щепиться чучела, пылить беговые дорожки.

Смотрел на это Черноголовый, и одолевали его противоречивые чувства. С одной стороны, было приятно, что созданное им живет своей жизнью. А с другой – впервые возникло неприятное чувство ненужности. Чтобы избежать его, гигант-ангустиклавий перестал уходить из Охи и стал наслаждаться бездельем.

Хотя был здесь бездельник похлеще главы башенников. И не кто иной, как сам предводитель будущего похода Валетей Протит. Казалось бы, на парня свалилась такая ответственность – да Нефрим взмок бы от желания сделать всё хорошо! Но великий первооткрыватель откровенно филонил. Он бродил по Охе, подходил то к одним, то к другим людям и рассказывал им о далекой неведомой земле. «Бездельник!» – фыркал Мехено, но изо дня в день вспоминал свою беседу с баловнем судьбы. И снова вспыхивало в сердце желание увидеть загадочную Порто Рикто.

Дни шли за днями, идея великого похода начинала обрастать плотью. На золотом песке Охи развалились восемь огромных каноэ – каждое из них легко вмещало аж по восемь гребцов! Редкими были они, так как трудно найти на островах Портойи столько крупных стволов. Не хотели отдавать их семьи. Но Валер бился в кровь! Он просил самые большие суда, чтобы в походе было их как можно меньше, чтобы сократить шанс потеряться в море. Кстати, именно Валетей предложил вымазать известкой загнутые носы и кормы всех каноэ – так их издалека можно будет заметить. Конечно, известь быстро смоется, но на Суалиге окраску можно будет подновить.

Кроме гигантов, на берегу лежали еще три небольших каноэ, так как всех людей, все грузы даже восемь больших лодок вместить не могли.

– 70 человек поплывет, – как-то поделился с Нефримом за чашкой йики Валер. – Целый город выходит в поход, Мехено! Твоих 24 парня, потом десять мастеров различных: кто горшки может делать, кто плести одежды, кто – корзины, а кто и каноэ строить. Земледельцы и куроводы – шестеро. Это от твоей семьи да от соседей ваших. Я искал, конечно, молодых да неженатых, но нет столько свободных мастеров на всем Вададли. А женатый портой надолго от своих жен не уедет, так что плывут с нами 11 баб. Насилу уговорил детишек в семьях оставить. Также семьи выделят нам 15 ара – самых верных, самых работящих.

– А ара-то зачем? – удивился Мехено. – Вы говорите на вашей Рикто дикарей навалом.

– Рук не хватает! – хлопнул зло кулаком по колену Протит. – Грести, строить, копать надо. Всё надо. А если я еще портойев возьму – в семьях одни бабы останутся. Вот и берем ара – тех, что в работах разных разбираются. Еще ты, да сыновья мои – вот и выходит семь десятков.

Мехено присвистнул. Даже по меркам ферротов, которых на Пусабане жила не одна тысяча человек, это был внушительный отряд. А для портойев это был огромный подвиг и огромный риск. Невольно вспомнились ему слова кривого Алея Перегуина, который как-то умудрился подсчитать, что во всей Портойе есть две с половиной сотни взрослых мужчин. То есть Совет рискнул послать в неизвестность почти четверть всех мужчин.

А хураканы нападали на Вададли всё реже, и ярость их была уже не той, что луну или две назад. Все возможные приготовления были давно закончены, участники похода всё чаще уходили из Охи в семьи, чтобы отработать сыновний долг. Разумеется, на всем острове поход ни для кого уже не был тайной – про Порто Рикто знали даже малые дети. На счастье, в штормы в Рефигию Ультиму не зашло и десятка чужих лодок. И члены Совета следили строго, чтобы с пришлыми (даже со своими портойями с других островов) никто сторонний и поговорить не смог.

Валер Протит рычал и метался, как яварра в клетке – видал Нефрим такого зверя на Пусабане. Северянин боялся, что тайна, как юркая рыба, ускользнет из рук, метнется в бескрайний Багуа – и поминай как звали. Наконец, после трех тихих и солнечных дней подряд старший Протит не выдержал, вломился в Дом ЙаЙа, вытащил патрона Крукса чуть ли не за бороду и потребовал ответа. Нефрим, Валетей и все старшие с одиннадцати каноэ были рядом. Смотрели, как достал Крукс какие-то старые рассохшиеся таблички, долго елозил пальцем по вырезанным значкам, а затем неуверенно объявил:

– До конца поры штормов осталось восемь дней!

Протита подорвало!

– Надо ехать! – заявил он и даже к советникам не пошел.

Вся кавалькада больших начальников устремилась в Оху. И уже наутро началась погрузка. Вещи давно были собраны и упакованы, и было их столько, что каноэ могли и потонуть.

– Пока еду с собой брать не надо, – рассуждал Валер. – По дороге будем на островах всё получать, а на Суалиге, в моем Аквилонуме мы вас всем нужным снабдим.

Главным он считал инструменты и оружие, различную утварь, а также запасы ячменя на посадку и кур. Птиц отобрали двадцать четыре штуки, для них сколотили восемь тесных клеточек, чтобы на каждом большом каноэ было по три курицы. Вообще, этот принцип – разделить всё поровну по лодкам – для Протита был определяющим.

– Представь, что потерялось одно каноэ в Багуа, – объяснял он Нефриму. – Или утонуло – путь-то ждет нелегкий. А на нем все инструменты или всё зерно для посевов. Как вы на Порто Рикто выживать будете? На той дикой земле ничего запасного не найти! И что, снова рисковать опасной дорогой ради нескольких вещей?

Даже люди были поделены по этому принципу: в каждом каноэ было по два-три башенника, по одному-два ара. Мастеров распределили, как могли. Ну а жены плыли с мужьями – тут и Валер ничего сделать не смог бы.

К обеду всё было готово, но погода испортилась, и участники великого похода решили не испытывать благорасположение ЙаЙа. Следующим утром Отец небесный отблагодарил своих сынов за терпение и послал им чистейшее небо и ровную гладь Багуа. Портойи позавтракали, выпили побольше воды в дорогу