Туркменские сказки - Автор Неизвестен -- Народные сказки

выпала сейчас на вашу долю.

Девушка почтительно склонила голову и согласилась выполнить волю провидения. Так она стала падишахом.

Переодевшись в свой девичий наряд, царевна попросила придворного художника, взяв с него клятву молчания, написать ее портрет. Когда он был готов, она пригласила придворных и, показав портрет, сказала:

— Эта девушка причинила много хлопот людям. Я хочу повесить ее портрет у входа во дворец и того, кто придет с жалобой на нее, немедленно приводить ко мне.

Повеление тот же час было исполнено. Через несколько дней перед дворцом собралась большая толпа мужчин в нижнем белье.

— Мы обижены на эту женщину!..

— Дайте нам ее сюда!..

— Мы с ней поговорим! — кричали они.

Жалобщиков пропустили во дворец, отвели им отдельную комнату, поили, кормили, но никуда не выпускали.

Прошло несколько дней и с жалобой пришел старичок. Его тоже поместили в отдельную комнату.

Потом появились кузнец и табиб с женами. С ними поступили, как и с другими жалобщиками.

Наконец, перед дворцом появился Сахатдурды.

— Я хочу расправиться с ней! — кричал он. — Пусть падишах выдаст ее мне!

Его тоже поместили в отдельную комнату.

Сидят жалобщики и ломают голову:

«Эта девушка либо сестра, либо дочь падишаха, — слишком уж они похожи. Хотя бы нас отпустили подобру-поздорову».

А Сахатдурды думал: «Мне бы только увидеть ее, а там пусть меня убьют и выбросят тело собакам на съедение».

Прошло три-четыре дня. Падишах пригласил Сахатдурды и сказал:

— Сейчас мы будем приглашать жалобщиков одного за другим, а ты послушай.

Первыми привели кузнеца и табиба с женами.

— Я вас слушаю, — сказал падишах.

— Девушка, портрет которой мы увидели у входа во дворец, — сказал табиб, — пустила стрелу из лука и сказала, что кто принесет ее, тот будет ее хозяином. Стрелу мы нигде не нашли, а девушка куда-то сбежала.

— Что же вы хотите! Получить эту девушку или деньги за ваши труды?

— Лучше бы получить деньги, — сказала жена кузнеца.

Падишах приказал выдать всем четверым по пригоршне золотых, и они удовлетворенные ушли.

— А у тебя какая жалоба? — спросил падишах старичка.

— Я — падишах Хивы. У меня было тридцать жен и в мои владения приплыла эта девушка. Она мне понравилась, я полюбил ее больше жизни. Через несколько дней я остался и без девушки и без жен. Она всех их увела от меня.

— Что же хочет мой царственный брат, хивинский падишах: получить девушку, или своих жен?

— Были бы мои жены живы и здоровы, — ответил хивинский падишах, — а о девушке и думать не приходится — слишком она бойкая, а я уже старик.

Падишах распорядился одеть жен хивинского владыки в самые нарядные шелка, ему подарил дорогой халат и отправил домой со всевозможными почестями.

Ввели тридцать жалобщиков, что были в нижнем белье.

— Мы вас слушаем, — сказал падишах.

Один из разбойников (это были конечно они) выступил вперед и сказал:

— О всемогущий падишах, эта девушка подарила каждому из нас по жене, а сама согласилась прислуживать нам всем. На радостях мы устроили пир. Когда же проснулись утром, то ни жен наших, ни одежды и ни коней мы не нашли.

— Что же вы хотите? — спросил падишах. — Чтобы вам вернули жен, или вам нужны одежда и кони?

— Мы были бы довольны самым малым, тем, что по праву принадлежало нам. На остальное воля аллаха всемилостивого.

Падишах приказал выдать жалобщикам одежды, коней и с миром отпустил их.

Едва закрылась дверь за последним разбойником, вошел, склонившись в почтительном поклоне, молодой человек в богатых, но порядком оборванных одеждах.

— Великий падишах, — сказал он, — я был страстно влюблен в эту девушку, но так как она была женой другого человека и терпеливо ждала его, я по совету одной старой сводницы написал ее мужу несколько писем, в которых называл ее дурной женщиной. Я это делал для того, чтобы муж от нее отказался. Но вместо того он однажды заявился и убил свою невинную жену. Во всем был виноват я. Поэтому я ушел в добровольное изгнание, претерпел много мук, чтобы выпросить прощения у аллаха за мои тяжкие грехи. И вот, когда я услышал, что на эту девушку есть жалобы, я удивился и пришел, чтобы сказать, что она никого не могла обидеть, обижали ее.

— Ты сделал хорошее дело, что покаялся в своих грехах, — сказал падишах, а теперь иди, занимайся добрыми делами, снова заслужи уважение у людей, в память о твоем посещении возьми вот этот чурек, он тебе пригодится. С этими словами падишах протянул измученному страннику большую круглую лепешку и отпустил его с миром.

— Ну, Сахатдурды-джан, что ты теперь скажешь?

— О мудрый падишах, — воскликнул последний из жалобщиков, — я теперь понял, какую ошибку я допустил, что не разобрался в кознях врагов моей жены и совершил тяжкое преступление, за которое готов понести любое наказание.

— Что ж, — сказал падишах, — наказание вам мы уже придумали. Сахатдурды смотрел на падишаха и ждал, что он скажет.

— Мы вас… соединим с этой девушкой!

Юноша вскочил от неожиданности — он ждал, что его казнят. Встал и падишах. Он снял с лица приклеенную бороду, а с головы — тюрбан, и перед ошеломленным Сахатдурды предстала во всей красе его горячо любимая жена.

— А теперь, дорогой муж, — сказала царевна, — я объявлю народу, что отдаю всю полноту власти тебе.

Сорок дней и сорок ночей шел пир горой. С той поры молодые супруги стали жить спокойно и счастливо, И никто из них никогда не вспоминал о горестях, которые они пережили, будучи в разлуке.

Мамед-джан

ил-был некогда человек по имени Бахаведдин. Он пас своих верблюдов, а когда у него подрос сын, красавец Мамед-джан, то поручил стадо сыну и при этом дал строгий наказ:

— Сын мой, можешь продавать любого верблюда из стада, кроме одного.

И Бахаведдин показал на самую старую верблюдицу.

Мамед-джан стал пасти отцовских верблюдов.

Однажды подъехал к стаду всадник и сказал!

— Пастух, продай мне одного верблюда!

— Выбирай любого, — ответил юноша.

Всадник выбрал старую верблюдицу и спросил:

— Сколько за нее хочешь?

— Эту верблюдицу я не продам.

— Почему? — спросил всадник.

— Отец не позволяет. А из остальных можешь выбирать любого. Всадник поглядел на стадо и сказал:

— Разве тебе не хотелось бы получить моего красивого жеребца?

— Хотелось бы, — не задумываясь, ответил Мамед-джан, и у него загорелись глаза.

— Так давай меняться, — предложил всадник. — Я тебе отдам своего коня вместе с серебряной сбруей