Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович

жестко пресекались партийным руководством республики и СССР. Тем не менее со второй половины 1960-х годов в Украине также возникла мода на парковые кафе и рестораны в «народном стиле» украинской корчмы. Достаточно упомянуть построенные в 1967 году рестораны «Верховина», «Витряк», «Наталка» и «Млын», причем последний первоначально был местом эксклюзивного отдыха партийной элиты Киева.

Эту особенность стали осознавать и в Узбекистане. Например, архитектор-исследователь Митхат Булатов и историк архитектуры Лия Маньковская писали: «В 60-е годы всей мировой архитектуры коснулась новая волна романтизации традиции. Это явилось, с одной стороны, реакцией на космополитическое „бесстилие“, а с другой — стимулировалось новым явлением — индустрией туризма. Она нашла отражение и в архитектуре республик юга страны — ресторана „Аул“ на горе в Алма-Ате, кафе „Рохат“ в Душанбе, паркового павильона „Голубые купола“ и национальной чайханы на бульваре имени Ленина в Ташкенте. Это явление нового приобщения к художественной стороне наследия идет все-таки по пути стилизации национальных форм и декора»[249]. Подобное легитимирующее восприятие постепенно становилось всеобщим. Так, известные историки архитектуры Тулкиной Кадырова и Иосиф Ноткин, писали, что «здесь уместна архитектура „аттракционов“ и „экзот“, и от „голубых куполов“ можно ожидать лишь определенной изобретательности, но ни в коей мере серьезного сравнения с прототипами — образцами узбекского народного зодчества. Наоборот, в зданиях, не щеголяющих атрибутами местного зодчества (арками, куполами, голубой майоликой), иногда проявляется самобытность, та современная и традиционная ценность, которую важно вовремя заметить и поддержать»[250].

Интерьер кафе. Сер. 1970-х

После легитимации сооружения критики стали представлять его как одну из возможных форм освоения наследия уже без отсылок к парковой специфике. Так, директор института ТашНИиПИгенплана Фархад Турсунов, говоря об архитектуре начала 1970-х, писал: «В застройке современного центра Ташкента можно видеть и другие положительные примеры. Отдельные здания (кафе „Голубые купола“, чайхана „Самарканд-Дарбаза“, выставочный зал художников) не лишены черт стилизаторства, но уже свидетельствуют о более глубоком осмыслении вопросов освоения наследия и национального своеобразия в архитектуре»[251]. XXI век с его эклектикой привнес в восприятие «Голубых куполов» новые оттенки: то, что раньше называли китчем, стало восприниматься как образец национального стиля и иконический образ советского Ташкента. «С одряхлением поверхностно понятого современного стиля, — писал историк среднеазиатской архитектуры Шукур Аскаров, — на сцену неизбежно выходили традиционные типы зданий, и самые общие черты их регионального стиля были призваны отразить конкретику национального. Яркой образностью прославились три столичных здания, вызвавшие много споров. На фоне стандартизированной и становившейся безликой архитектуры кафе „Голубые купола“ отличилось оригинально разработанной модульностью и ордером из колонн, балок и куполов»[252]. В воспоминаниях Юрия Мирошниченко, написанных уже в начале 2020-х годов, «Голубые купола» названы «звездным объектом» и «символом Ташкента»[253].

Борис Чухович

17. МУЗЕЙ ДЕКОРАТИВНО-ПРИКЛАДНОГО ИСКУССТВА 1968–1970

АРХИТЕКТОРЫ У. АБДУЛЛАЕВ, М. ИЛЬХАМОВ

УЛИЦА РАКАТБОШИ, 36.

 КОСМОНАВТОВ

Образец модернистской постройки, который — вопреки имиджу архитектурного модернизма — не только не игнорировал и не подавлял городскую окружающую среду, но, напротив, стал обрамлением дома Половцова, исторического памятника начала ХХ века

В начале ХХ века участок, на котором был построен дом Александра Половцова, размещался на свободной территории, более подходящей для загородной усадьбы. Это объясняло историю и характер постройки. Советский исследователь И. Плетнев описывал ее так: «На участке площадью около 150 гектаров, отведенном под дом, размещались: примерно на середине северной части его — главное здание, в 100 м к востоку от него — флигель, конюшни, хозяйственные постройки. Дом со всех сторон окружали зеленые насаждения садовых и парковых культур, а между дворцом и флигелем был устроен водоем»[254]. Однако город разрастался, постепенно лишая строение паркового окружения. В основном это была одноэтажная жилая застройка, характерная для «нового Ташкента» с его тенистыми регулярными улочками. В начале 1950-х годов в непосредственной близости от дома Половцова был построен Театрально-художественный институт, в 1960-е чуть поодаль появилась гостиница ЦК, а в 1970-е — резиденция Шарафа Рашидова и Дом правительственных приемов. Вероятно, именно это соседство обеспечило сохранность квартала в 1970–80-е годы, когда ядро «нового Ташкента» стало ареной бульдозерного сноса одноэтажной застройки царского и раннего советского периода. Рядом с правительственной резиденцией не рисковали возводить высокие дома — они нарушили бы приватность закрытой парковой зоны и создали бы проблемы для службы безопасности.

Вид на музейный дворик со стороны главного входа. 1970-е

Целью пребывания в Средней Азии чиновника особых поручений Министерства внутренних дел Российской империи Александра Половцова было «изучение состояния переселенческого дела в Туркестанском крае»[255]. В Ташкенте он стал владельцем особняка, выстроенного архитектором А. А. Буркмейстером при участии народных мастеров из различных городов региона: Бухары, Намангана, Коканда, Ура-Тюбе. Исторически здание состояло из двух частей. К концу 1960-х годов сохранилась лишь парадная часть, чей главный фасад выходил на север. Гостевая мраморная лестница поднималась к айвану, за которым располагался главный пышно орнаментированный приемный зал. Слева располагались двери, ведущие в библиотеку, приемные кабинеты и столовую — все эти комнаты отличались разнообразными видами традиционного убранства среднеазиатского жилища. После 1917 года особняк национализировали; до 1939 года в нем находились детский дом и отдельные помещения казахского педагогического техникума. В 1939 году решением Совета народных комиссаров УзССР парадную часть дома передали Правлению промкооперации УзССР для организации Выставки прикладного искусства.

Планы старого и нового корпусов музея

Здание и его экспонаты долгое время функционировали как «постоянная выставка прикладного искусства», и в какой-то момент постоянную выставку трансформировали в музей. Его фонды постоянно увеличивались, и в 1960-е годы было принято решение пристроить к историческому зданию современный корпус для размещения там временных выставок и новых экспонатов. Реконструкцию провели в 1970 году архитекторы У. Абдуллаев и М. Ильхамов, а художественная отделка фасада была выполнена Н. Долидзе[256].

Обзор международного и союзного контекста 1950–1960-х годов позволяет говорить о новаторском характере решения, предложенного ташкентскими архитекторами. На самом деле, наиболее известные музейные сооружения того времени — будь то опыты Ле Корбюзье в Ахмедабаде (1954) и Токио (1959), Луиса Кана в Йеле, Фрэнка Ллойда Райта в Нью-Йорке (1959) или Миса ван дер Роэ в Берлине (1968) и т. д. — представляли собой радикальные модернистские высказывания, замыкающие окружающее пространство на себе. Подспудно развивалась и другая линия — диалога современной архитектуры с историческими сооружениями. Возможно, наиболее интересные формы такого подхода были опробованы итальянскими архитекторами. Так, Франко Альбини, создавая Музей сокровищ кафедрального собора Сан-Лоренцо в Генуе, сумел подчинить музейные пространства историческому памятнику — музей расположен под собором и почти никак