Волков. Велесова ночь - Валерий Пылаев

Снова собрать Круг Силы, лишившийся двоих членов? Или даже троих — считая все еще сидящего под замком Сумарокова? Заменить выбывших из строя соратников рангом поменьше? Тех, кто погиб, загремел на каторгу ради общего дела или просто оказался не по нраву своевольному и упрямому молодому императору? Пополнить поредевшие ряды жандармов и офицеров в гвардейских полках? Для этого нужны люди. Десятки, может, даже сотни Владеющих. Сильных, амбициозных, жадных до денег и титулов. И взамен на все это готовых присягнуть на верность государю.

Или его правой руке — всемогущему канцлеру.

Однако Вяземская, похоже, говорила о куда больших масштабах бедствия. По какой-то неясной мне причине колдун решил буквально наполнить столицу Владеющими всех мастей. Самого разного происхождения, способностей, богатства… и, вероятно, самых разных политических взглядов — о полноценной фильтрации кадров при таких объемах речь уже не идет. В таком количестве офицеры нужны или для войны, или для государственного переворота.

Государственный переворот уже случился.

— Что ты собираешься делать? — тихо спросила Вяземская. — Теперь, когда…

— Полагаю, мне тоже следует обзавестись новыми друзьями.

— Что?

— Разумеется, я снова брошу вызов силам зла, радость моя, — улыбнулся я. — И для начала нам понадобится отыскать в Петербурге одного человека. Ты его наверняка знаешь: средних лет, высокий, худой, с рыжими бакенбардами и носом, которым можно потопить бронепалубный крейсер. — Я жестом изобразил выдающуюся черту лица. — Ах, да, забыл — его фамилия, вероятно, начинается на «Л».

— Нос, — прыснула Вяземская. — Ты сейчас буквально описал одного знакомого графа. Но его фамилия Скавронский… Леонид Павлович.

— Леонид? — Я на мгновение задумался. — Леонид тоже сойдет.

Глава 25

— Да прекратите уже… вот это! — не выдержал я.

Лицо напротив скорее напоминало барельеф или мраморную статую, чем живую человеческую плоть. Даже пронзительно-голубые глаза будто застыли льдинками и почти не двигались, нацелившись на меня. Скавронский умел держать себя в руках — как и подобает аристократу. И выдавал его только запах — мощный, терпкий и густой аромат волнения, граничащего то ли с гневом, то ли вообще с паникой.

С самого отъезда его сиятельство заметно нервничал. А может, начал еще раньше — сразу, когда Вяземская прислала ему приглашение на поэтический вечер, на котором Скавронский оказался единственным гостем. Или чуть позже, когда сообразил, с кем на самом деле встретился на площади перед Зимним в тот злосчастный день.

А сейчас и вовсе не находил себе места. Огромный лимузин французской марки шел вальяжно и мягко — пожалуй, даже мягче «Варяга». Обтянутые кожей диваны буквально воплощали комфорт, однако Скавронский все равно сидел, как на иголках. И лишь неимоверным усилием воли заставлял себя не дергаться.

— В чем, собственно, дело, ваше сиятельство? — ехидно поинтересовался я. — Так сильно переживаете, что не отдали мне тридцать рублей, которые обещали за доставку вашего письма Горчакову?

— Хватит паясничать!

Скавронский сердито сдвинул брови, демонстрируя первую настоящую эмоцию за сегодняшний день — и тут же снова нацепил ледяную маску.

— Вы здесь исключительно благодаря милости его светлости, — продолжил он. — Я же не доверяю вам ни на грош!

— Почему? — поинтересовался я. — Неужели наш друг дурно обо мне отзывался?

— Напротив, он склонен считать вас человеком достойным и порядочным. — Скавронский насупился и сложил руки на груди, будто ему вдруг стало холодно. — А что до меня… Вы будто бы случайно оказались в толпе рядом со мной. И тут же согласились доставить письмо. Я не склонен верить, что это самое обычное совпадение. А вы?

А какая, в сущности, разница? — Я пожал плечами. — Еще полгода назад никто в Петербурге не верил в колдунов и темные ритуалы. Однако все это оказалось…

— Частью политического заговора! — буркнул Скавронский. — Ваше умение втираться людям в доверие поистине достойно восхищение. Но где гарантии, что за нами прямо сейчас не следят, чтобы арестовать его светлость?

— Мы поэтому проезжаем один и тот же перекресток уже третий раз? — невинно поинтересовался я. — Полагаю, если бы кто-то всерьез подозревал…

— Осторожность никогда не бывает лишней. — Скавронский явно не ожидал, что я стану запоминать дорогу. — Вы даже представить себе не можете, как мы рискуем.

— Ошибаетесь, — усмехнулся я. — Я-то как раз могу. Если уж на то пошло, куда разумнее опасаться не слежки, а патрулей и постов на выезде из города. Жандармы наверняка проверяют всех.

— Их я не боюсь. — Скавронский махнул рукой. — У нас еще остались друзья в столице. И эту машину не посмеет остановить даже сам Геловани.

С этим я мог бы поспорить. Но, конечно же, не стал. Скавронский тоже явно не пылал желанием продолжать беседу, так что остаток пути — еще час с небольшим — мы по большей части молчали. Лимузин действительно трижды пропустили без всякого досмотра, слежки за нами как будто не было, а других поводов перекинуться хотя бы парой слов мы с его сиятельством не нашли — да и, в общем, и не искали.

И я просто наблюдал, как за окном проплывают знакомые пейзажи. Сначала Сестрорецк, а где-то километров через двадцать и Зеленогорск, который здесь наверняка еще назывался на финский манер — Териоки. Я даже успел подумать, что лимузин поедет прямиком до Выборга, однако Горчаков все же спрятался поближе. Сразу за городом машина повернула в сторону Райволы, а потом и вовсе съехала с более-менее укатанной дороги на грунт. И через несколько минут тряски по ухабам остановилась у небольшого двухэтажного домика.

На усадьбу здание явно не тянуло. Скорее напоминало скромную дачу какого-нибудь чиновника или купца второй-третьей гильдии, к тому же еще и заброшенную лет этак пятнадцать назад. Темно-синяя краска на досках фасада уже давно осыпалась, в половине окон не хватало стекол, а вторая половина была заколочена крест-накрест. На присутствие внутри людей намекали только расставленные вокруг автомобили.

И грузная фигура на крыльце. Горчаков, похоже, услышал шум мотора и лично вышел поприветствовать гостей. И я вдруг подумал, что мер предосторожности, как ни крути, было принято не так уж и много. Скавронский, к примеру, вполне мог потребовать меня проехать хотя бы последнюю треть пути с мешком на голове. И вряд ли не сделал исключительно из уважения к сомнительному визитеру. А значит, я выйду из этих дверей или полноправным,