Операция "Эликсир" - Сергей Борисович Рюмин

замер на полусогнутых ногах, прислушался. Проблемой было бы наличие собаки, но большая конура оказалась пустой. Глушко рассказал, что его собаку, когда он съехал, новый священник отдал другим хозяевам. Новую собаку завести никто и не подумал. Гануш от души порадовался беспечности нового попа.

Жилье священника мало, чем отличался от домов жителей деревни, ну, разве что отсутствием большого подворья. Во дворе, кроме дома, были всего пара сараев да будка уличного туалета. Ни хлева для скотины, ни сеновала.

Гануш встал на крыльцо, приник ухом к входной двери. Не услышав ни одного подозрительного звука, он достал нож с длинным узким лезвием, просунул в щель на уровне ручки. Глушко поведал, что дверь дома изнутри закрывается на обыкновенный крючок, находящийся примерно на уровне дверной ручки. После нескольких попыток крючок удалось приподнять, дверь открылась.

Гануш опять замер, прислушиваясь. В доме стояла тишина. Поляк шагнул вперед, закрыл за собой дверь, осторожно включил маленький фонарик, светя себе в ладонь. Осмотрелся кругом, используя отраженный свет. Дверь в дом из сеней тоже была закрыта. Собственно, туда ему было не нужно. Всё, что было спрятано, находилось вот здесь, под полкой, на которой стояли три ведра с чистой питьевой водой.

Гануш осторожно поднял за ручку одно ведро, переставил к двери, ведущий в дом. Взялся за второе, третье. Вёдра были большие, литров по 15, железные, тяжелые. Приходилось следить, чтобы не звякнули ручки. В доме-то, помимо, священника, спали еще трое здоровых мужиков. Гануш не сомневался, что легко справится с ними в случае необходимости. Только вот очень уж не хотелось идти на крайности.

Сегодня ему определенно сопутствовала удача: в доме никто не проснулся, он благополучно извлек и ружья, и патроны, и даже деньги из тайника. Поставил доски на место, придвинул на них тяжелую полку. Так же аккуратно поставил на полку вёдра и вышел на улицу.

Следующей целью Гануша была бабка Трандычиха. Нельзя было оставлять за спиной такого ненадёжного свидетеля. По большому счету надо было бы убрать и любовницу Глушко тоже. Гануш подумал и об этом. Кстати, как и самого бывшего священника. Но только после того, как он найдет реликвию или, по крайней мере, Вацлава с Кшиштофом.

От бабки он планировал избавиться с помощью своего «коронного» астрального удара, превращавшего внутренности организма в мешанину. Он прокрался к дому, осторожно постучал в окно. Выглянувшей бабке тихо сказал:

— Федосья Арсентьевна! Вас Игорь зовёт! Он тут, с Мариной вместе…

Бабка открыла дверь и через несколько секунд всё было кончено. Несильный удар в область сердца повлек за собой обширный инфаркт. Бабка, задыхаясь, осела, порывалась что-то сказать, хватаясь руками за грудь. Но не успела, закатила глаза и повалилась навзничь.

Гануш, не заходя в дом, вывез мотоцикл во двор, уложил длинный сверток с ружьями и сумку в коляску-люльку, взглянул на часы. Было три часа. На визиты к новому священнику и бабке у него ушло не больше двух часов.

Он прошел в спальню, подошел к широкой кровати, на которой спали любовники, тронул Глушко за плечо и тут же зажал ему рот ладонью.

— Тихо! — одними губами произнес поляк. — Уходим. Не буди её, не надо…

Глушко встал, стал одеваться.

— Жду во дворе, — шепнул Гануш.

Бывший священник вышел во двор, потянулся, надел на голову шлем, попытался забраться в коляску. Гануш отрицательно качнул головой:

— Вручную!

Они, не заводя двигатель, выволокли мотоцикл на улицу. Глушко закрыл ворота, калитку. Потом они дотолкали мотоцикл за околицу, избегая шума.

— Вот теперь поехали! — Гануш дернул ногой кик-стартёр «Явы». Двигатель взревел с первого рывка. Поляк подождал немного, чтобы двигатель прогрелся хоть чуть-чуть, прыгнул в седло и скомандовал:

— Сзади садись! Показывай, куда ехать!

— Прямо вдоль рощи, — ответил Глушко. — Никуда не сворачивая, до реки…

У реки он протянул поляку ладанку:

— Надень на шею и не снимай!

— Зачем?

— Здесь земля освященная, — сообщил Глушко. — Чтобы леший не закружил.

Гануш хмыкнул, недоверчиво покрутил головой, но ладанку надел.

— Теперь через брод и вперед по лесной дороге. Она здесь одна.

— Далеко? — поинтересовался поляк.

— Прилично, — кивнул Глушко. — До самого скита километров 170 будет.

— Доберемся к обеду, — оптимистично заключил Гануш.

— Дай бог, дай бог, — вздохнул Глушко.

Глава 19

Глава 19.

Хлопоты по хозяйству.

Кочары.

За забором на задах огорода я решил смастерить домик-берлогу для Мишани. Медведь, уже давно прирученный мною, оказался добродушным, любящим ласку и всякого рода вкусняшки от колбасы до сгущенки, и весьма сообразительным зверем. На пару с Кузькой они возились за забором огорода (на посещение огорода я всё-таки наложил медведю жесткий запрет), играли в догонялки, вызывая восторг у лесовика Силантия Еремеевича и осуждение у домового Авдея Евсеевича.

— Не должен домашний пёс с лесным зверем в дружбе жить! — утверждал домовой. Банник его в этом мнении поддерживал. Однако препон их дружбе и игрищам ни тот, ни другой не чинили.

— Зачем берлогу-то возле дома ему строить? — хмурился Евсеич. — Пусть в лесу живёт!

— Да вдруг охотники какие? — возражал я. — Браконьеры? За всеми не уследишь!

Сначала на сухом возвышении я выкопал яму 2×2 глубиной с полметра, выложил вокруг неё сруб в полтора метра высотой, покрыл крышу из неошкуренных еловых стволов, накидал сверху веток. Сруб снаружи для тепла обложил землей по самую крышу. Внутрь натаскал соломы.

Жилище Мишане понравилось. Он решил поселиться в нём сразу же. Да только вот прибежал Кузька, залезь к нему, начал покусывать за лапы, за бока, пойдем играть, дескать!

В отличие от «лесного народа» я так и не выстроил дружеских отношений с речными обитателями. Они продолжали меня игнорировать, боялись, сбегали, прятались по своим укромным местам, подводным пещерам и омутам, стоило мне только появиться на берегу местной речушки Корши. Даже рыба, и та от меня пряталась! Сколько не пробовал, ни одного даже самого мелкого пескарика на удочку не поймал. Как-то даже с бреднем прошлись с Селифаном по мелководью, тоже ни одной рыбешки в мотню не попалось. Выручали верши да сеть.

— Да и ладно! — ответил мне Евсеич на мой рассказ насчет речников. — Эта нечисть примитивная, глупая. Мозгов, как у рыбы, почти что и нету. Вот злобы в них хоть отбавляй. Это верно. Но дури в них, хоть отбавляй! Они ж,