Хроники особого отдела - Александр Игнатьев

Ксения встала и молча пошла к себе, за занавеску, спать, показав Борису на стоящую рядом с окном пустую застеленную кровать...

***

В пять утра вылетели в Ургу, и после бесконечно холодных часов полёта над облаками перелетели горы, чьи верхушки, казалось, вот-вот процарапают корпус самолета.

Пекин встретил их диким ветром. Пилот долго кружил над аэродромом, даже не пытаясь сесть. Потом, осознав безысходность ситуации, плавно развернул самолет и аккуратно посадил машину. На посадку ушли последние капли керосина. И первые минуты пилот просто смотрел на приборную доску, используя личный способ психологической разгрузки – шепотом поминал природу-погоду здешних мест нехорошими, но очень энергичными словами… и целыми выражениями.

Но об этом пассажиры не узнали.

***

Военно - политическая обстановка в Китае в конце 1945 года была не просто взрывоопасной. Начинался период захвата власти гоминьдановским правительством, армия которого насчитывала более 4 млн. бойцов. Ещё 12 августа на секретных переговорах, состоявшихся между американским послом П.Дж. Хер­ли и Чан Кай­ши, были согласованы планы ликвидации коммунистических формирований в Северном и Северо-восточном Китае. В начале октября без согласования с СССР военные корабли США высадили десант в основных портах Северного Китая и заняли Пекин, оккупировав в дополнение основные узловые железнодорожные станции.

Безуспешные переговоры о политическом разделении Китая между странами-победителями ни к чему не привели. Уже к ноябрю Сталиным было принято решение о передаче всего трофейного японского вооружения полуторамиллионной армии Мао Цзедуна. Поэтому, несмотря на предпринятое гоминьдановцами широкомасштабное наступление, опорные базы народно-освободительной армии Китая остались под контролем Мао. Харбин, Цзя­му­сы, Му­дань­цзян, Ци­ци­кар были заняты советскими войсками, как и периферийные районы Южной и Центральной Маньчжурии. После крупномасштабных сражений 1 октября 1949 года, наконец, было провозглашено образование КНР. Остатки гоминьдановской армии эвакуировались на территорию Тайваня.

В советской истории мало упоминается период боев за Китай. Однако еще четыре долгих года наши военные советники продолжали погибать в далеком далеке от своей Родины. Число погибших до сих пор не известно. Но, например, с июля 1946 по июнь 1947 года, даже по неполным и разрозненным сведениям, погибло и умерло от ран более 3 тыс. советских гражданских и военных специалистов. На мемориальных кладбищах только на Ляодунском полуострове было захоронено 558 человек...

Под особым контролем Ставки, не жалеющей средств и людских ресурсов, находились железнодорожные войска. Было проложено заново и восстановлено 2,5 тыс. километров полотна. Налажено бесперебойное движение грузовых составов.

Интерес же представляет информация о спешной прокладке с августа по октябрь 1945 года 65 километров пути – почему-то в тупик, к неизвестной горе и городу, расположенному в Центральном Китае, практически полностью разрушенному беспрецедентными бомбежками 1945-1946 годов. Город с населением менее 120 тысяч человек (это в чрезвычайно густонаселенной стране) по непонятной прихоти фактически сравняли с землей.

Внезапно в конце 1945 года налеты прекратились и на территории (единственной во всем Китае) словно объявили карантин. В течение года никто не может проникнуть в город рядом с горой. А с 1949 туда насильственно стали завозить и заселили более миллиона человек...

***

Не высыпающийся с самого начала апреля, задерганный и умученный Аполлон Александрович Петров, сумевший, наконец, вручить верительные грамоты 8 мая 1945 года и на настоящий момент чрезвычайный уполномоченный посол СССР в Китае, встретил промерзшую группу. В руках он держал расшифровку телеграммы… в которой, несмотря на уже полное отсутствие цифрового кода, было столько же неясного, сколько и в первом присланном Ставкой варианте.

Тем не менее, он сразу предложил гостям сесть за стол, а, увидев совершенно человеческие глаза у большой чёрной овчарки, облизнувшейся при слове «обед», позволил себе улыбнуться.

Представились.

Худояров сразу ушёл в аналитический отдел. Он оставался в Пекине.

А вот полковник непонятно с чего схватил Аполлона Александровича за рукав и буквально потащил в занесённый тонким слоем снега старый сад при посольстве.

— Позвольте обьяснить, — начал он.— Я решил рискнуть и, несомненно, проявлю мародерство, запросив у вас трёх из имеющихся в наличии пяти военных переводчиков. Более того, мне необходим ваш садовник.

Аполлон Александрович дернул бровью и, протянув Яну лист с дешифровкой, начал:

— Вот распоряжение Ставки. Приказ оказать вашей группе любую посильную помощь.

Он тщательно выделил последние слова и посмотрел на Яна не слишком одобрительно. Тот молчал, ожидая продолжения.

— А вы выражаете намерение забрать из крайне нуждающегося в специалистах посольства практически всех переводчиков, причём на неопределенный срок. И третья ваша просьба....

Ян опять промолчал, машинально отметив последнее слово.

— Третья просьба о садовнике...

Ян вздохнул и вывел жирную двойку невесть откуда взявшимся химическим карандашом на листке с сообщением Ставки. Прищурился, что-то взвешивая… потом обвёл кружком ещё пару букв и передал листок обратно.

— Теперь взгляните. К сожалению, данная просьба не обсуждается...

Посол автоматически глянул на бумагу – его глаза расширились.

— Но позвольте, — твёрдым голосом начал было Петров. — Послушайте… В настоящее время это совершенно невозможно, да и в посольстве тогда просто не останется переводчиков, кроме меня.

— Я не прошу.

— Но…

— Один переводчик будет прикомандирован к проходящему через Пекин в Сиань составу, второй завтра улетит с нами в Лоянь, и кто-то останется с генералом, который позднее прилетит к месту нашей окончательной дислокации. Садовник Ю Линь, как один из последних воинов носителей света, вернётся туда, откуда вышел, уже навсегда...

Посол вздохнул. Разбираться в услышанном он даже не пытался. Во-первых, секретность, во-вторых, у него, всегда присутствовало иррациональное чутье – и сейчас оно по-хорошему предупреждало не соваться в мутную историю московской группы.

— Хорошо, Вас устроит в качестве одного из переводчиков моя жена? Она неплохо объясняется на северном диалекте и знает более двух тысяч иероглифов...

— Ваша жена? - маловыразительное до этого лицо собеседника изобразило удивление. - Вы вообще понимаете, о чем идёт речь?

Не очень. И пытаться не будет. Как говорится, широка страна моя родная… и хочешь дышать вольно – не вникай в секреты и тайны.

— Я понимаю, полковник. Вы просто не оставили мне выхода.

— Подумайте. Попробуйте найти этот самый выход. Если вы прикомандируете ее к составу, то предварительно сами, я подчеркиваю, сами дадите ей самые точные и безапелляционные инструкции. Она должна будет сразу забыть обо всем, что увидит и услышит в этом походе. И всю жизнь молчать. Я не шучу. Вы подвергаете опасности себя, семью, жену...

Смешно. Почти. Московские всегда считают самым опасным делом