Варварины сказки - Иеромонах Тихон (Невидимов)

городом чудес. Михей и Лира учили деток: «Не кричи зря, а превращай гнев в молитву. Будь тихим, как ручеёк! И помни приключения: с друзьями, как Огненный Гигант и Фея Росинка, мир становится сказкой.»

На закатах являлся туман с бабочками, и старики шептали: «Хранитель проверяет сердца. Тихим дарит росу - сладкую, как мёд.»

А Гневуш теперь учит: «Злость - как дым, но любовь - как радуга!»

И теперь в Паромире сказывают малышам: «Береги котёл, но пар остужай волшебством. Пусть кипит в тебе добрая жизнь! Покой - как тень в жару, а мир - как река от Бога. Ищи приключения в доброте, встречайте удивительных друзей - они помогут сердцу сиять.»

Так сказка кончается, но чудеса продолжаются. В каждом сердечке - источник, если прислушаться. Спи сладко, детка!

 

 

КАК ЛИСА СТАЛА ЧЕСТНОЙ

 

Жила-была в дремучем лесу, где вишни цвели круглый год, а снег падал в виде лепестков сакуры, хитрая Лиса. Не простая лисица, а кицуне из старых японских легенд - с девятью хвостами, пушистыми, как облака над Фудзиямой. Лису звали- Кицунэ-но-Мэгуми, то есть «Благословенная Лиса». И была эта лиса с искоркой в глазах, хитрецой в душе и тенью обмана в каждом шаге. Лиса любила обманывать, потому что верила: мир - как большой ярмарочный балаган, где все только и ждут, чтоб их разыграть. «Хитрость - это как чай с мёдом, - думала она, - сладко, но без неё жизнь пресная, как рис без соевого соуса».

Однажды, в утро, когда солнце проснулось и зевнуло радугой, Лиса проснулась с пустым брюхом. «Эх, - вздохнула она, потягиваясь так, что все девять хвостов распушились, как веера красавицы, - сегодня я обману весь лес! Найду простака и съем его завтрак!» Она побежала по тропинке, усыпанной опавшими листьями, и вдруг - бац! - наткнулась на странного путника. Тот сидел под старой сосной, хохотал над ничем и хлопал в ладоши, будто весь мир - одна большая шутка.

- Кто ты такой? - спросила Лиса, прищурившись. Хвосты её зашевелились, готовые к обману.

- Я - Радость! - ответил путник, подпрыгивая на месте. Он был как живой цветок: яркий, с глазами-звёздочками и улыбкой шире реки. В руках у него была флейта из бамбука, а на плече - попугай, который повторял: «Ха-ха-ха!» Радость был одет в сарафан с японским кимоно, и от него пахло свежим хлебом и вишнёвым цветом.

Лиса почуяла добычу. «Ага, - подумала она, - этот дурачок наверняка несёт пирожки. Обману его!» Она села напротив, сделала грустные глаза и заплакала: - Ой, Радость, я такая несчастная! У меня хвосты болят, лапы устали, а в брюхе - пусто, как в старом чайнике без чая. Поделись-ка пирожками, а то я... я умру!

Радость перестал хохотать и посмотрел на Лису. Вместо того чтобы рассердиться, он вдруг расхохотался ещё громче!

- Умрёшь? Ха-ха! А как же девять жизней кицуне? Нет, сестрица, давай лучше посмеёмся вместе! Видишь эту сосну? Она вчера танцевала под луной, а сегодня притворяется строгой. Смешно, правда? Возьми пирожок - с вишней и смехом внутри!

Лиса схватила пирожок, но внутри неё что-то шевельнулось. Она ожидала, что Радость разозлится, даст пирожок из жалости или убежит. А он... смеялся? Её обман не сработал, но вместо злости в сердце Лисы загорелась искорка. «Что это? - подумала она, жуя. - Как будто хвост один стал легче, пушистее. И тепло разливается, как от горячего чая в холодный день».

Она попробовала хохотнуть - и ой! - смех вышел настоящий, звонкий, как колокольчик в храме. Лиса не заметила, как её первый хвост заблестел серебром, словно от слёз радости.

Лиса схватила пирожок, но внутри неё что-то шевельнулось. Она ожидала, что Радость разозлится, даст пирожок из жалости или убежит. А он... смеялся? Её обман не сработал, но вместо злости в сердце Лисы загорелась искорка. «Что это? - подумала она, жуя. - Как будто хвост один стал легче, пушистее. И тепло разливается, как от горячего чая в холодный день». Она попробовала хохотнуть - и ой! - смех вышел настоящий, звонкий, как колокольчик в храме. Лиса не заметила, как её первый хвост заблестел серебром, словно от слёз радости.

- Ладно, Радость, - пробормотала она, вытирая мордочку. - Твой смех - как ловушка. Но я ещё вернусь! - И убежала, а в душе её уже не было той пустоты. Обман не удался, но радость - настоящая - закралась в сердце, как лучик солнца в нору.

Лиса бежала дальше, по лесной дороге, где деревья шептали хокку:

«Лист опадает -

ветер смеётся тихо.

Кто же хитрее?»

Вдруг она увидела второго путника - у ручья, где вода пела колыбельные. Этот был старым медведем в монашеском клобуке, с корзиной трав и улыбкой, мягкой как мох.

- Кто ты? - спросила Лиса, облизываясь. В корзине блестели яблоки, красные, как фонарики.

- Я - Милосердие, - ответил Медведь спокойно. - Несу помощь всем, кто просит. А ты, кицуне, чего ищешь?

Лиса усмехнулась: «Очень хорошо! Этот добряк отдаст всё!» Она упала в обморок (на самом деле просто притворилась, затаив дыхание) и простонала: - Ой, Милосердие, я ранена! Злой охотник ранил меня в хвост! Дай яблоко, а то я... я исчезну, как дым от благовоний!

Милосердие не удивился. Он просто кивнул, как будто ждал этого, и протянул яблоко:

- Бедная Лиса. Ешь, исцеляйся. А охотник... может, он сам ранен в душе? Давай помолимся за него - за всех, кто кусает от боли. - И Медведь запел тихую молитву, слова которой плыли, как листья по воде: «Господи, помилуй нас, хитрых и простых, обманщиков и обманутых».

Лиса схватила яблоко и откусила - сочное, сладкое! Но внутри неё снова что-то дрогнуло. «Почему он не рассердился? - думала она, жуя. - Не прогнал, не посмеялся надо мной. А молится? За охотника? За меня?» Её обман растаял, как снег под весенним солнцем, и второй хвост Лисы начал светиться золотом - теплым, как объятия матери. В груди стало тесно от чего-то нового: жалости? К себе? К тому охотнику, которого она никогда не видела? Лиса заплакала - на этот раз по-настоящему. Слёзы капнули в ручей, и вода запела громче:

«Милость - река.

Смывает пыль лжи.

Пей, не бойся.»

- Ты странный, Милосердие, - прошептала Лиса, вставая. - Твоя доброта - как яма