Строгановы - Андрей Левонович Шляхов
Строгановы читать книгу онлайн
Строгановы – богатые соледобытчики, потом бароны и в конце концов графы… Они породнились с правящим домом Романовых и потомками Рюрика, собрали огромные коллекции произведений искусства и, будучи богатейшими помещиками в империи, потратили баснословные суммы на благотворительность и на помощь своим крепостным крестьянам. Один из представителей рода, Григорий Дмитриевич Строганов, был ближайшим сподвижником и советчиком Петра I, а его внуки и правнуки стали известными министрами, дипломатами и офицерами-героями.
Как хотелось бы, чтобы у такой семьи были соответствующие предки. Наверное, из-за этого желания в роду Строгановых и появилась легенда о том, что они потомки Чингисхана. Но правда ли это? Или предки Строгановых были просто везучими и оборотистыми купцами, которым удалось снискать расположение обеих правивших в России династий и даже одного из царей времен Смуты Василия Шуйского?
Как бы то ни было, очень часто упоминание рода Строгановых в архивах и документах связано с каким-либо знаменательным историческим событием. Это именно те свершения, без которых не было бы не только Российской империи, но и Советского Союза, а может быть, даже и современной России, какой мы ее знаем.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Революционный настрой Жильбера Ромма к тому времени достиг пределов, позволяющих пенять своему нанимателю и благодетелю. «Верные своему намерению, о котором мы известили Вас в своем последнем письме, мы покинули Париж, – сообщает Александру Сергеевичу Ромм. – Мы прервали все полезные отношения, которые связывали бы нас в столь сложной ситуации с теми событиями, что стали для истории величайшим чудом, а для правителей – величайшим уроком». В одном из следующих писем Ромм выражается более резко: «Я узнал, что князь Голицын с сыновьями заняли оставленную нами квартиру. Мне сказали, что он собирается незамедлительно ехать в Россию, оставив, однако, сыновей в Париже. Подобное решение со стороны русского делает еще более загадочным то, которое вы приняли в отношении своего сына». Александр Сергеевич советовал ехать из Парижа в Вену, но юный граф и его наставник задержались в деревеньке Жимо, близ Риома, явно в надежде на скорое возвращение в Париж. Надежды эти сбылись, но не вполне благоприятным образом, – в ноябре 1790 года наши революционеры отправились в Париж для встречи с уже упоминавшимся выше Николаем Николаевичем Новосильцевым, которому окончательно разуверившийся в Ромме Александр Сергеевич поручил доставить «блудного сына» в Петербург.
В последние дни своего пребывания в Жимо Павел Александрович писал в Страсбург Жаку Демишелю, бывшему гувернеру барона Григория Строганова: «В письме, которое я с частной оказией отправил отцу и где соответственно мог ему открыться, я сообщил, как я восхищаюсь Революцией, но в то же время дал ему знать, что полагаю подобную революцию непригодной для России».
Императрица Екатерина Вторая не пожелала видеть вольнодумца в Петербурге. По высочайшему повелению Павел Александрович удалился в подмосковное Братеево, имение своей матери, и жил там до 1796 года, последнего года правления Екатерины. Опала была «мягкой», в 1791 году Павел Александрович был произведен в поручики лейб-гвардии Преображенского полка, а годом позже переименован в камер-юнкеры, иначе говоря, «в архив» его окончательно не списали.
В мае 1793 года Павел Строганов женился на семнадцатилетней княжне Софье Владимировне Голицыной, младшей дочери отставного бригадира князя Владимира Борисовича Голицына, о котором современники отзывались как об «очень простоватом человеке с большим состоянием, которое от дурного управления было запутано и приносило плохой доход». Главенствующую роль в семье Голицыных играла мать Софьи Владимировны Наталия Петровна, урожденная Чернышева, которую Пушкин вывел в «Пиковой даме» в образе старой графини. «Почти вся знать была ей родственная по крови или по бракам, – напишет впоследствии о Наталии Петровне один из ее современников. – Императоры высказывали ей любовь почти сыновнюю. В городе она властвовала какою-то всеми признанною безусловной властью. После представления ко двору каждую молодую девушку везли к ней на поклон; гвардейский офицер, только надевший эполеты, являлся к ней, как к главнокомандующему». В начале девяностых годов XVIII века Наталия Петровна еще не находилась в зените своего могущества, но пользовалась определенным влиянием при дворе и вполне могла принять участие в судьбе своего опального зятя.
Гавриил Державин написал на помолвку княжны Голицыной и графа Строганова короткое стихотворение:
О, сколь, София! ты приятна
В невинной красоте твоей,
Как чистая вода прозрачна,
Блистая розовой зарей![47]
С воцарением Павла Первого, бывшего крестным отцом Павла Александровича, опала графа-якобинца окончилась. В 1797 году он был назначен камергером старшей дочери императора великой княжны Александры Павловны, которую сначала прочили в жены шведскому королю Густаву IV Адольфу, но в итоге выдали замуж за эрцгерцога Иосифа Австрийского, младшего брата последнего императора Священной Римской империи Франца Второго. Положение молодого графа Строганова при дворе определялось не столько его камергерством, сколько давней, берущей начало из детских лет, дружбой с наследником престола цесаревичем Александром, будущим императором Александром Первым. В юности цесаревич был прекраснодушным идеалистом (и так и не избавился окончательно от идеализма до конца своей жизни). Он признался Павлу Александровичу, что восхищен Французской революцией и считает себя якобинцем. Граф Строганов, следуя известной поговорке «Обжегшись на молоке, дуешь на воду», сообщил о крамольных настроениях наследника престола своему двоюродному брату Николаю Новосильцеву, чтобы тот помог уберечь Александра от опасных заблуждений. В России, да еще и после нескольких лет пребывания в Братееве, идеи, которые прежде восхищали Павла Александровича, теперь представлялись ему в ином свете, особенно с учетом того, как развивались события во Франции, где революционеры сначала уничтожали друг друга, а затем привели к власти диктатора Наполеона Бонапарта.
В марте 1801 года в Петербурге произошла своя «революция» – заговорщики, вдохновленные вице-канцлером Никитой Паниным и столичным губернатором Петром Паленом, сначала попытались принудить Павла Первого отречься от престола в пользу великого князя Александра Павловича, а когда император отказался, убили его.
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —
И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит – в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей[48].
После убийства образ Павла Первого изрядно демонизировали, хотя на самом деле злодеем в классическом понимании этого слова он не был. Впрочем, для нашего повествования оценка личности убитого императора значения не имеет, важно то, что его преемником стал близкий друг графа Павла Александровича Строганова. В мае 1801 года Павел Александрович, ставший к тому времени действительным камергером и тайным советником, подал императору записку, в которой предлагал учредить из сторонников государственных преобразований Негласный комитет, известный также под названием Интимного комитета. Членами комитета, помимо Павла
