Майкл Каллен: Продолжение пути - Алан Силлитоу

— Как вы это понимаете?

— Ну, это равносторонний треугольник, каждая сторона которого имеет длину тридцать шесть миль. Половина основания, умноженная на высоту, или длина одной стороны, умноженная на другую, и общая сумма, разделенная на два, даст вам шестьсот сорок восемь. — Он поднял логарифмическую линейку. — Простой расчет. Или, если вы не чувствуете себя в этом треугольнике достаточно безопасно, вы можете сделать его прямоугольником —  Лидс-Блэкпул-Ливерпуль-Шеффилд. Это дает вам шестьдесят миль с востока на запад и тридцать миль с севера на юг, что составляет восемнадцать сотен квадратных миль. И поверьте мне, Майкл, с таким пространством для игр и деньгами, которые ты, кажется, можешь получить, можно ездить безопасно вечно. Все, что вам нужно делать время от времени, это останавливаться за бензином, едой, новыми картами и отвечать на зов природы. Вы можете попасть в Книгу рекордов Гиннесса    как первый человек, состарившийся в бегах. Если подумать, это была бы неплохая жизнь.

— Выбросьте меня, — сказал Вейланд.

Ради шутки я остановил машину. — Ты исключен.

— Я не совсем готов, — сказал он разумным тоном, которого я до сих пор не слышал.

Я начал.

— Не унывайте, Вейланд. Если у вас нет чувства юмора, развивайте самоконтроль. В данных обстоятельствах это вполне разумно.

На проезжей части с двусторонним движением, ведущей в сторону Шеффилда, Клегг сказал:

— Нам лучше подготовить наши паспорта для въезда в Йоркшир. Нам следовало бы получить визы в их дипломатической миссии в Стаффорде, но, может быть, они нас впустят. Однако Диссала вернут обратно как нежелательного иммигранта.

Я еще раз благословил тот факт, что подвез его.

— Все в порядке. Он есть в моем паспорте.

Движение было интенсивным, приходящим и уходящим. После ужина в отеле Диссалу снились плохие сны. От него воняло пивом больше, чем от любого из нас. Горячее солнце светило сквозь лобовое стекло, и я думал, что скоро мы будем выглядеть так, будто только что вернулись с испанского курорта. Несмотря на недавний всплеск безрассудства, я был полон решимости остаться в живых, каким бы серьезным проступком я не отличился. Перед моими глазами было небо, кусты, кирпичная стена гостиницы с рекламой «Настоящая еда» большими белыми буквами в полумиле от меня и прерывистая белая линия посередине дороги. Но внутри меня недвусмысленно возникло видение прекрасной Фрэнсис Мэлэм. Ее черты преследовали меня так, словно они принадлежали какой-то тете или бабушке по материнской (или даже по отцовской) линии несколько поколений назад, хотя со стороны это Калленов или Блэскина я понятия не имел. Это было почти так же, как если бы она была давно потерянной сестрой, и из-за этого у меня возникло ощущение, что влюбленность — это самое близкое к инцесту, которое испытывает большинство из нас. Почему же иначе ее лицо подействовало на меня более положительно, чем чье-либо другое (я почти возбудился думая о ней), я не знал, особенно встретив ее, когда она заискивала перед этим сумасшедшим поэтом Рональдом Делфом — одной из его поклонниц.  Не меньше. Теперь, когда я был на севере, направляясь к этому огромному равностороннему краю, как Клегг обозначил нашу предполагаемую партизанскую базу, я решил выследить «Доггерел-банк», который находился совсем рядом, и посмотреть, что это за место, где обитал Делф, но также и на случай, если Фрэнсис солгала о поездке в Оксфорд и зашла к нему в гости, чтобы съесть немного пирога у камина.

— Я хочу пройти через Барнсли и Уэйкфилд.

Клегг посмотрел на свою карту. — Вы будете обходить край зоны безопасности.

— Я знаю. Но мне нужно зайти в дом недалеко от Киркби-Малзерда, который называется Доггерел-банк. Это недалеко от Рипона.

— Это риск. Тем не менее, до безопасного места нам осталось не более получаса. Мы немного проедем по М1, а потом проедем через Лидс.

Я пристегнулся, но держал уши широко расставленными, как будто в ожидании плачущего Винни с мигающим синим светом. Мы объехали Шеффилд и выехали на автостраду, и, поскольку до Лидса была только одна заправка, я выехал на нее. Я не знаю, почему мне захотелось позвонить Блэскину, но в моем безрассудном состоянии, возможно, какой-то голос из прошлого мог бы убедить меня поверить, что будущее уже не за горами.

Я припарковался как можно ближе ко входу, и Вейланд побежал за кофе. Клегг вывел Дисмала на поводке, и в последний раз видели, как его тащили к мусорному баку за кухней. На звонок ответили после пяти звонков.

— Резиденция мистера Блэскина, — сказала женщина.

— Это его сын. Я хочу поговорить с этим обшарпанным старым придурком.

— Пожалуйста, умерьте свой язык, Каллен, пока я посмотрю, дома ли выдающийся писатель. Он сегодня в плохом настроении.

У меня не было времени произнести мантру, прежде чем в трубке прозвучал его голос.

— Майкл, это действительно ты? Прошлой ночью мне приснилось, что ты упал в мясорубку и умер. Я проснулся от смеха, это было так ужасно. Где ты? Ты действительно жив? Если да, то не приближайся ко мне ближе, чем на пять миль, иначе я разнесу тебя на части. Как я мог родить монстра, умеющего поражать важные органы, которые даже я не знаю, как найти, и даже не подозревал, что они у меня есть? Как ты мог совершить такое зло, несыновний поступок? Я не могу жить в этой ситуации.

Он мог бы продолжить писать еще три тома, но я прикрикнул на него.

— Что я сейчас сделал, ублюдок? Ты знаешь, я бы сделал все, чтобы причинить тебе боль, я так тебя люблю, но никогда не думал, что у меня получится, ведь ты такой эгоистичный, упрямый старый писака.

— Не ругайся, — сказал он спокойно. — Это всего лишь оправдание твоего безобразного английского. Демонстрирует прискорбное отсутствие стиля, и мне это не нравится в моем сыне. Дай мне минутку, и я скажу тебе, что ты сделал.

Я подумал, что он повесил трубку, и, несмотря ни на что, начал волноваться. Он наступал на меня безрассудно, и мне это не понравилось.

— Помнишь, — сказал он, — что ты написал мне мусорный роман?

— Конечно, я сделал это. Это действительно было очень дрянно. Это была лучшая чушь, которую я смог написать.

— Возможно, так оно и было. Я уже не знаю, что к чему. Я тоже думал, что оно дрянное. Я сам не смог бы сделать хуже.

— Я сделал это, чтобы вытащить тебя из передряги, если я помню. Ты хотел оставить своих издателей, но тебе поручили написать еще один роман. Поэтому я предложил тебе дать им отвратительный вариант,