Страж сумерек - Мария Чернышова

какую сделал глупость. Рог! Рог, который мог вызвать Халльварда прямо сюда, через камни! Этого рога у Ларса не было. Он остался у Кнуда Йерде.

Будь рог у ленсмана, все бы решилось на месте. Но теперь придется оставлять сундук здесь и выбираться наружу, чтобы отыскать музыканта, — и где, спрашивается? Вряд ли Кнуд Йерде сидит дома.

Или вытащить сокровища наружу и погрузить в повозку? Но тут возникала та самая незадача, о которой так любезно предупредил барон — одной рукой Ларс сундук не подымет, а скованные вместе они не развернутся в узком жерле тоннеля.

А значит, Дальвейга придется освободить. А это опасно — здесь, поблизости от зачарованного сокровища, которое барон столь долго желал обрести. А если зов богатства пересилит разум?

Но что может сделать этот не протрезвевший до конца юнец ему, боевому офицеру?

— Сколько до той двери, что закрыта изнутри? — спросил он. — И как именно она заперта?

— Сразу за поворотом, — барон улыбался, словно сомнения начальника полиции забавляли его. — Закрыта на два засова.

— Я сейчас сниму наручники. Мы вытащим сундук. Вы будете идти впереди и будете вести себя спокойно. Вы поняли, барон?

Он повернулся и направил свет прямо в лицо юноше. Свейн Дальвейг с готовностью кивнул, зажмурившись, и Ларс протянул ему лампу, чтобы достать из кармана ключ…

Он так и остановился — глядя на лампу.

Огонек колебался. Пламя дрожало, то истончаясь, будто острый язычок, то расширяясь, но одинаково упорно клонилось в сторону. Ларс затаил дыхание, держа лампу неподвижно. Дальвейг в недоумении уставился на него.

Огонек качался и приплясывал так, будто в запечатанном, точно бочонок, подземном коридоре, в этой душной крысиной норе откуда-то потянуло свежим ветерком. Ларс даже успел ощутить его дуновение… Или это волосы шевельнулись на затылке, заслышав знакомый щелчок?

— Назад! — крикнул Ларс, швыряя лампу на пол. Стекло разлетелось вдребезги, погружая коридор в темноту, и Ларс уже почти достал оружие, но было поздно. Лязгнуло железо, позади что-то свистнуло. У плеча коротко вскрикнул и обмяк Дальвейг, что-то вцепилось Ларсу в правую руку, выкручивая и стискивая…

И стальное дуло уперлось ему прямо в лоб.

— Тише, пес, — прошептал голос с той стороны дула. — Тише. А то мозги потеряешь…

Ларс послушно прижался к стене, чувствуя, как сталь врезается в кожу. Чье-то жаркое дыхание ударило в щеку, и цепкие пальцы вырвали револьвер из кобуры, а затем избавили начальника полиции от тесака — быстро и без лишней суеты, только сталь скрежетнула, покидая ножны. Дальвейг сполз на пол, да так и сидел недвижно, оттягивая Ларсу руку.

Вот и попался ты, гере ленсман. Глупо попался, словно куренок в суп. Ларс отчаянно пытался дышать размеренно, но сердце частило, и мысли разбегались. Что Дальвейг? Оглушен? Мертв? Нужно как-то освободиться…

Те же ловкие руки принялись обшаривать карманы. Через мгновение Ларс понял, что лишился ключа от наручников. Дальвейг пошевелился и застонал. Человек, обыскивавший Ларса, напоследок отстегнул кобуру с патронташем, перешагнул через барона и отступил назад, вглубь коридора.

Он ведь был в той нише, запоздало сообразил Ларс. Прятался в темноте за развалинами колодца, слышал каждое слово. Если бы они пришли позже, то не нашли бы сундука.

А что они найдут теперь?

— Встать, — приказал голос. Барон что-то пробормотал и тут же вскрикнул, будто его ударили. Скорее всего, так и было.

— Встать, — повторил обладатель стальной смерти. — Кто заорет — получит свинцовый гостинец промеж глаз. Шагайте.

Дуло оторвалось от лица Ларса, и он услышал, как напавший отодвигается за поворот, к близкой двери. Тот, что таился в темноте, пнул барона, понукая. Делать нечего. Ларс потащился по тоннелю в неизвестность, держась стены.

Ноги скользили по разлитому маслу.

Ларс всегда любил ветер. Даже на затерянном в море островке, где пограничный пост торчал, словно обломанный клык, на вершине скалы, и соленые порывы, казалось, пробирали насквозь. Но сейчас свежий вечерний ветерок навевал тоску. Он лениво задувал в разгоряченное лицо и нес запахи воды и тростника. А еще безнадежности

— Шагайте.

За спиной громыхнула дверь сторожки. После теплой сырости подземелья Ларса зазнобило, и он изо всей силы старался унять дрожь, дабы те двое не приняли ее себе в заслугу. Дальвейг тащился позади, сильно припадая на правую ногу, и дышал тяжело, будто конь после скачки.

Мягкая почва проминалась под сапогами. Теперь было ясно, куда выводил тоннель: к тому самому старому пруду за усадьбой. Проклятье, до чего удачное место выбрали строители! Древняя каменная лачуга надежно скрывает тайную дверь, а заросли терновника так плотно окружают луговину и гладь воды… Из дома пруд не разглядеть. И кричать — даже если рискнуть и попытаться — бесполезно. Далеко, как же далеко!

Он держался чуть в стороне, положив ствол обреза на согнутый локоть. Сумерки уже сделались синими, тяжелыми, но Ларс отчетливо видел хищное дуло и палец на спусковом крючке. А вот лицо скрывалось под шейным платком, натянутым по самые глаза.

— Стоять.

Ларс повиновался. Барон врезался ему в плечо, пошатнулся, но устоял. Парня трясло, и Ларс вдруг с удивлением понял: не от ужаса. Барон словно только что догадался о чем-то настолько жутком, что все сомнения и страхи отодвинулись на задворки души, оставив чистую ярость.

Человек с обрезом подошел ближе. Стянул платок на шею.

— Здравствуй, пес.

— Здравствуй, — В сумраке приметная веснушка была едва различима, а тусклые глаза казались просто темными проемами на бледном лице, — Уле Карлсен.

— Удивлен?

— Не ожидал, что ты настолько нагл. Вся полиция фюльке тебя ищет.

— Ну, вот видишь, я и нашелся, — и улыбка во мгле, точно оскал скелета. — Ты что-то желаешь мне сказать, мальчишка? — Дуло обреза уперлось в Дальвейга. Парень не отшатнулся.

— Где моя мать⁈ — Дальвейг проорал бы эти слова, но ствол оружия ловко ткнул его в солнечное сплетение, и парень подавился криком. — Откуда… у вас… ключ? Где…моя…мать?

— Твоя мать? — Уле не торопился отвечать, выжидая. — Боюсь, ты этого не узнаешь.

А ведь и правда! Если ключ от тоннеля был у баронессы, то как он попал к этим людям…

— Время течет. — Скрипучий, словно не смазанная дверная петля, голос врезался в мысли Ларса, даря запоздавшее знание: кто он — тот второй, с цепкими пальцами. Дальвейг повернулся и даже застонал от злости:

— Ты…

— А