Развод. Моя новая жизнь - Елена Безрукова

— Чья бы корова мычала!

— Не знал я, какую змею на груди пригрел.

— Ой-ли? Могу сказать ровно тоже самое, — отбила я. — Только в моём случае на груди был пригрет козёл вместо змеи.

Стёпа чертыхнулся. Он очень много хотел бы сказать сейчас, но всё еще тая надежду на прощение, придерживал коней.

— Ладно. Сейчас ложись и спи, — сказал он мне. — Детям скажешь, что у меня срочная командировка.

— Без тебя разберусь, что говорить, — фыркнула я.

— Нет уж, давай сообща действовать, — настаивал Степан. — Еще ничего до конца не решено. Не делай глупостей, которые потом не исправить будет.

— Ладно, хорошо. Скажу пока про командировку, — согласилась я с ним больше, чтобы оставил меня уже в покое, и ушёл.

Сил стоять тут с ним больше не оставалось… Еще немного — и меня накроет самая настоящая истерика. Я не хотела, чтобы он видел мою слабость, боль и слёзы… По нему, долбонавту, в том числе….

Как бы там ни было, но так просто вырвать из груди и выкинуть мужчину, с которым прожила почти три десятка лет, я не могла. Мне нужно какое-то время, чтобы прийти в себя и свыкнуться с мыслью, что любить в этом мужчине теперь просто нечего.

— Иди уже, пожалуйста… — прошептала я, закрыв глаза.

Все-таки стоять и спокойно смотреть, как он выходит с чемоданом из нашей спальни, закрывает дверь и уходит навсегда, было мне не по силам.…

Пусть я не вижу хотя бы.

— Иди! — прорычала я.

Моё терпение стало звенеть натянутой струной. Еще мгновение — и лопнет.

Стёпа больше не стал препираться. Понял, что сегодня уж точно он со мной не договорится.

Он взял чемодан и вышел из спальни.

Закрыл за собой дверь.

Шаги по коридору стали удаляться и совсем стихли.

Только тогда я позволила себе открыть глаза снова.

Дышать не получалось — боль разрывала и грудь, и лёгкие, не давая вдохнуть воздуха.

Было такое ощущение, будто меня копьём ядовитым пронзили насквозь, через сердце.

Я осела на пол там, где стояла, закрыла глаза руками и горько заплакала.

Тихо, чтобы не разбудить и не напугать детей.

Тише и горше я никогда в своей жизни не плакала…

Самая тихая и самая страшная истерика в моей жизни приключилась именно этой ночью, когда мой муж ушёл из дома.

______

горе-лавстори* — горе-история о любви. “Story” — с англ. “история”. Прим. автора. 

12.

Я резко замолчала и села прямо, когда входная дверь хлопнула еще раз.

Вернулся домой старший сын. Нагулялась молодёжь….

Я не хотела, чтобы он слышал мой плачь. Не готова была ничего сегодня объяснять даже такому взрослому сыну. Просто была не готова вообще освещать всё то, что случилось у нас с отцом.

Я даже не знала, насколько у Степана серьезно с этим.…”тренером”, какие планы на жизнь — женится он на ней или так, просто… Где он вообще её нашёл?

В том самом спортклубе, в который я купила ему и себе абонементы?

Вроде так он и сказал — там.

Я, правда, сходила в зал всего раз пять-шесть из оплаченных полугода, а Степану так понравилось, что он отходил все оплаченные занятия и купил себе еще абонемент уже сам. Всё хвалил зал ходил…

Сейчас, вспоминая как всё происходило, я задумалась — а действительно ли ему понравился зал? Или он уже тогда встретил там…. её?

Впрочем, это, наверное, уже и не так важно. Главное — итог.

Измена была — факт.

Прощать я её не намерена — тоже факт.

Значит, как-то надо себя брать в руки и жить дальше. Пострадаю пару дней, завтра у меня как раз долгожданный отгул.

Поплачу над своей горькой судьбой. Позвоню сестре, попрошу её приехать и поддержать меня. Купим с ней каких-нибудь вкусняшек и засядем за просмотром какого-нибудь чисто женского фильма в стиле “Дневник Бриджит Джонс”.

И отпустит. Боль обязательно меня отпустит. Это только кажется сейчас, что она меня порвёт в лоскутки…

Говорят, самая сильная душевная больше длится только первые дни. Потом идёт на спад, а спустя примерно неделю уже не должно быть так плохо и больно. И я очень надеялась, что попадаю в категорию тех людей, у которых механизм моральных страданий работает именно так…

Слишком долго упиваться горем я не могу: у меня работа, операции сразу же после выходного, дети… Еще поговаривали о том, чтобы дать мне группу интернов… Некоторые операции мои забрать и отдать коллегам, а я бы проводила лекции у будущих медиков-хирургов за приличную доплату от института.

В принципе, я не была против. Пока не пришла домой и не получила такой стресс от Стёпы.

В моём нынешнем состоянии я не уверена, что смогу брать на себя ответственность за интернов и общаться с ними на занятиях. Ведь это же надо выступать, быть собранной, проверять их работу.… Совсем не уверена, что сейчас я с этим справлюсь. Но решила не загадывать.

Вот пойду на работу послезавтра, там и видно будет. Ориентируясь на собственное состояние буду принимать решение нужна ли мне группа интернов или лучше отказаться — кто-то из коллег за премию возьмёт их вместо меня.

А может, никого не приведут еще — информация была неточной. Возможно, интерны будут мне предоставлены несколько позже, когда я уже смогу собрать мозги в кучу.

А в том, что я их обязательно поставлю на место, я не сомневалась.

Я всегда была такой: настырной, целеустремлённой, пробивной.

Для нашего небольшого городка у меня довольно уважаемая работа и место хирурга одно из лучших в городе. Наша больница — главная в городе. Тут большой поток пациентов и довольно неплохое оборудование, хватает инвентаря для работы, свежий ремонт в палатах и операционных.

Я собой гордилась по праву, я смогла добиться много к своим годам.

Заведующий отделением заговаривал о моём повышении на место заместителя…

Карьера шла и развивалась.

Вот только семью я сохранить не сумела, отдав все силы работе.

Совместить мне карьеру и семью не удалось…

Фиаско, братан — что уж там!

И детям рассказать о предстоящем разводе с их отцом и наших новых, раздельных с ним жизнях, все-таки придётся. И долго тянуть не получится: дети чутко ощущают, когда что-то нехорошее в доме происходит, когда у мамы с папой не лады и уж тем более, когда отец