Развод. Мусор вынес себя сам - Каролина Шевцова

- Не очень, - потрясенно шепчу я.

- Значит, у меня идиотское чувство юмора. Потому что мне было смешно.

- Понятно.

Теперь уже к стене отворачиваюсь я. Затягиваю пояс халата так сильно, что ткань больно сжимает живот. Это жалкий, но единственно доступный мне щит. Я пытаюсь закутаться в него, спрятаться, зарыться. Господи, ну и дура. Только что выговаривала Боре за джинсы в кровати, а сама лежу тут в банном халате, как будто это лучше!

- Обиделась? – Боря кладет руку мне на бедро. В этом жесте больше нет прошлой игривости, просто поддержка близкого человека, когда тому плохо. А мне плохо. Очень-очень плохо. Но вместо того чтобы сказать об этом, я шепчу:

- Что ты. Разве у меня есть повод?

- Ну, извини, Анис. Я тоже был не прав, наговорил всего, а сейчас понимаю, что, ну… я и сам не подарок.

Рука смещается с бедра на плечо, он гладит мою шею, прикосновения становятся более интимными.

Возможно, я не права, но последнее чего мне сейчас хочется, это заняться примиряющим сексом.

Не шевелюсь. Лежу неподвижно, как резиновая кукла. Боря понимает, что я не хочу включаться в его игру и говорит:

- Ну, как знаешь.

Он берет с кровати подушку, стаскивает с меня одеяло и идет в Регинину комнату. В последний раз мы спали отдельно четверть века назад. Тогда Борю заставили уйти Регинины колики и круглосуточный плач. А сейчас что было причиной? Я? Он? Или какая-то неразрешимая проблема между нами?

Глава 3

Ложка глухо стучит о фарфоровую тарелку. Ем овсянку. Без соли и сахара, именно такая каша мне нравится. Боря напротив, предпочитает овсянку с чем-то сладким, с фруктами и орехами. Пускай сегодня варит ее себе сам, потому что я приготовила завтрак только на себя одну.

Слышу скрип двери из детской и тяжелые шаги в коридоре. Боря выглядывает на кухню и сонно морщится, растянув губы в улыбке:

- Привет.

- Привет, - вежливо киваю головой.

Муж садится за стол и с удивлением смотрит на мою тарелку.

- А где… моя еда? – сипит он спросонья.

Я откладываю ложку, опираюсь на локти, подаюсь немного вперед, чтобы лучше рассмотреть изумленное выражение на Борином лице.

- Кофе в кофемашине, сыр в холодильнике, хлеб в хлебнице.

Он хмурится, перебивает меня:

- Понял-понял, а яйца в попочке у курочки. Анис, ты решила меня наказать за вчерашнее?

Вот сейчас я позволяю себе улыбнуться. Самодовольной, тихой улыбкой, от которой его взгляд становится еще более ошалешим.

- Отчего же? Не наказать, а воспитать. У нас, у мамочек, это называется именно так.

Под его немой, оторопевший взгляд я встаю, отношу тарелку к раковине, и демонстративно, не оглядываясь, ухожу из кухни. Сегодня я еду на работу на своей машине. Одна.

По дороге в офис мое настроение, как ни странно, становится лучше. Сегодня я сделала Борюську всухую! Я знаю его как облупленного. Знаю, как для него важен бытовой комфорт, которым я его обеспечивала. Выглаженная рубашка, горячий завтрак, чистота в доме - это вещи настолько очевидные, что о них не просят, за них не благодарят, воспринимая это как данность.

Сегодня он не получит ничего из этого. И рубашку я не гладила и на кухне развела такой бедлам, которого у меня в доме отродясь не было!

Эта маленькая, почти детская месть, греет меня изнутри.

«Не нравится, что я стала тебе мамой? - думаю я, глядя на мелькающие за окном дома. - Ну, тогда взрослей и готовь себе сам».

В издательство я приезжаю с чувством легкого триумфа. Я большая молодец, раз не спустила всю эту ситуацию на тормозах, и пускай муж в следующий раз думает, что говорит.

Здороваюсь с охраной, машу секретарше рукой, влетаю в наш закуток на третьем этаже и улыбаюсь девчонкам из отдела.

Пару минут обсуждаем, кто как провел выходные и только потом я иду в свой кабинет.

Там меня ждет стопка свежих правок, которые Анечка принесла в пятницу. Листаю страницу за страницей и мысленно пересчитываю количество ошибок. Опечатки в аннотации, криво выставленные отступы, не тот ISBN на обложке. Мелочи, на первый взгляд. Ерунда, не стоящая внимания, ведь заметить это так просто, а исправить так быстро, что не стоит напрягать бедных редакторов, которые эти самые ошибки проморгали. Мне не сложно им помочь, правда.

Обычно я делаю это молча, а потом, чтобы не слышали другие, звоню Регине и сообщаю, что в ее отделе опять самые грязные макеты. Дочь вздыхает и обещает поговорить с девочками, чтобы те были внимательнее. И так до следующего раза.

За это все редакторы нашей компании в шутку называют меня «мамой». Сегодня это слово встает в горле колом.

Я мать своей дочери. Я не мать всему этому миру. Может, Боря вчера был прав в своих ужасных, словах? Может, я и впрямь превратилась в какой-то гибрид мистера Проппера и Мэри Поппинс?

Палец сам нажимает нужную кнопку. Выделяю весь список. Не исправляю, как раньше. Вместо этого пишу в бухгалтерию короткое, сухое письмо. «По приложенному списку оформить дисциплинарные взыскания. Удержать сумму штрафов из премии сотрудников отдела художественной литературы».

Целый час после этого меня никто не беспокоит. А потом в кабинет врывается Регина.

- Привет, мам. Скажи, что-то случилось? – голос дочери звучит неестественно бодро.

Я отвожу от монитора взгляд.

- В каком смысле?

- Ты скажи, в каком. Я прихожу в офис, а мне говорят, ты решила потопить мою команду! - она делает шаг к столу и облокачивается о него, расставив пальцы с длинными красными ногтями. - Не знаю, откуда это желание напакостить посторонним людям? Они теперь останутся без премии! «Посторонним». От этого слова что-то щелкает внутри.

- Они не посторонние, Регина. Они наши с тобой сотрудники. Их халатность - это минус в репутации издательства. А значит, и в наших с тобой доходах. Не сейчас, так в будущем.

Она смотрит на меня как на сумасшедшую.

- Раньше ты всегда нам помогала!

Я вздыхаю. Сохранять спокойствие в разговоре с этой упертой девицей становится все трудней.

- А теперь решила не делать этого.

- Почему же?!

Молчу. Отворачиваюсь к окну и смотрю как на улице паркуются грузовые машины. Больше ничего из моего окна не видно и долго смотреть на разгрузку книг у меня не получается.