Дороги Сонхи - Антон Орлов

Ларвезе, и в Бартоге, не говоря о том, что творится в Суринани. Кештарен – игрок вроде тебя, а эти двое хотят перемен и улучшения жизни для всех. Им нечего делать в вашей с Кештареном игре. Пусть где-нибудь профсоюзы организовывают.

– Ошибаешься, мой драгоценный, Кештарен не вроде меня, у него никудышное чувство стиля…

Тейзург снова обращался к коту с кисточками на ушах, который начал было умываться, но передумал, развернулся и сиганул в звездную ночь.

– Венша, как тебе это нравится? – князь повернулся к шпалере. – Я пригрел на груди социалиста! Уж лучше бы змею, со змеей я бы нашел общий язык. Но сердцу не прикажешь… Этот мерзавец обожает разбивать мне сердце – только склею осколки, а он опять.

О том, кто его выдал, видящий конечно же знал. Но у Венши было кое-что для него припасено: можно поспорить, обрадуется.

Не спит: полоска света из-под двери. И наверняка уже почувствовал, что кто-то пожаловал в гости.

Двери во дворце, да и не только во дворце, были деревянные, хорошей работы – из древесины, которую доставляли через Хиалу. Венша гордилась своим городом: здесь много такого, о чем соседние городишки вроде Нухавата или Тилафа даже мечтать не смеют.

Негромко постучав, она вошла в комнату – под вуалью, закутанная в струящиеся шелка. Хантре читал, сидя на вышитой сурийской подушке, у него над головой сияли шарики-светляки.

– Мое почтение! – Венша изобразила шутовской реверанс. – Ты ведь не сильно злишься?

– За что?

– Ну, за то, что он узнал, кто помог тем растяпам сделать ноги.

– Ты поступила так, как должна была поступить, а я – так, как я должен.

– Ты-то кому должен?

– Точно не знаю. Но должен.

– У меня для тебя хорошая новость, мучаха на хвосте принесла. Говорят, Мавгис зарылась в песок. Пока Госпожа Луна не обновится пять-шесть раз, она точно не объявится.

Веншу рассмешило озадаченное выражение его лица: видать, не сразу сообразил, что речь идет о пяти-шести месяцах.

– Зачем?

– А ты разве не знаешь, зачем песчанницы зарываются в песок? Чтобы разрешиться от бремени в лоне Олосохара. Хорошо быть песчанницей, но я бы не хотела, они никогда не смеются, только танцуют. Раз мы с тобой помирились, скажи, как я выгляжу?

Она сбросила балахон.

В первый момент глаза Хантре изумленно расширились, но потом выражение стало такое, словно он что-то понял – мгновенно понял, в отличие от предыдущего раза.

– Ну как?..

– Ты симпатичная, – он улыбнулся.

– И я сейчас по-настоящему человек, это не морок?

– По-настоящему. Хотя обычным человеком тебя не назовешь, ты и в этом облике магическое существо.

– А захочу, стану амуши – смотри, оп-ля! – Венша раскланялась, как в балагане перед зрителями. – А теперь я снова она! Это вроде того, как ты превращаешься в кота и обратно.

– Это другое, – после короткой паузы возразил Хантре. – Имей в виду, ты можешь вот так менять облик только в Ляране, за пределами города не получится. Похоже, что город выбрал тебя своим духом-хранителем. И наверняка потом еще кто-нибудь появится, это будет большой город.

– Чем больше, тем лучше, пусть растет! И пусть в нем будет все, что есть в других городах, и в придачу то, чего нигде больше нету. Но она-то откуда взялась? Эта девушка, в которую я превращаюсь?

В этот раз он молчал дольше, наконец произнес:

– Если хочешь, могу кое-что рассказать о ней. Только это будет невеселая история.

– Хм, я обожаю повеселиться, но невеселой историей меня не напугаешь. Не забывай, кто я, – придвинув ногой синюю с золотым шитьем подушку, она уселась напротив. – Рассказывай!

– Небольшой желтый городок на северной окраине Олосохара. Желтый, потому что местная глина такого цвета, и там полно построек из саманного кирпича. Дома и заборы одной окраски с пустыней, а старый княжеский дворец весь в мозаиках – издали кажется, что он увешан пестрыми коврами, как рыночный павильон. Вблизи впечатление так себе. Зодчие выполнили пожелания заказчика, а заказчик не отличался художественным вкусом.

– Кажется, я знаю, где это, – Венша устроилась поудобней, подтянув колени к подбородку. – Ишават ну точь-в-точь такой, как ты говоришь. Когда-то я неподалеку от него жила и неплохо там развлекалась, пока нас не выгнали нанятые местными ларвезийские экзорцисты. Они убили нашего царя и еще троих. Уцелевшие отправились в другие края, тогда-то мы и прибились ко двору Лормы. И что же произошло в Ишавате?

– Однажды туда приехал с караваном бродячий театр. Вроде театра Хурмдье, только не кукольный. Актеры-северяне танцевали и пели под маранчу, разыгрывали комедийные сценки. Одна из них очень не понравилась ишаватскому князю – решил, что это его высмеивают. Актеров было пятеро, в том числе две девушки. Их избили, девушек еще и изнасиловали, потом всех пятерых отвезли в пустыню и бросили там без воды. Сначала они пытались идти в ту сторону, где проходит караванная тропа, но если ноги переломаны, далеко не уйдешь. Они умирали один за другим. Дольше всех продержалась одна из девушек – та, что была похожа на твое отражение в зеркале. Она была среди них самая упрямая и дала себе слово, что рано или поздно за всех отомстит. Но в конце концов она тоже умерла, и на том месте, в ложбинке меж двух барханов, вырос пучок олосохарской травы.

Хантре замолчал.

– Ну, дальше я сама расскажу, – подхватила Венша. – Прошло некоторое время, и однажды этот пучок зашевелился, из песка выбралась новорожденная амуши с травяными волосами. Мое племя забавное: чаще всего мы рождаемся от других амуши, но иногда появляемся сами собой, вот и с ней так получилось. Ничуть не страдая от жажды и палящего солнца, она отправилась в Ишават. Надутому и обидчивому ишаватскому князьку она сполна отомстила – хотя уже и не помнила, за что. Как ее теперь зовут, ты и сам знаешь.

Рыжий кивнул.

– Не сказала бы я, что это плохой конец, – добавила Венша. – По мне, так самый что ни на есть хороший. Известно, что умерший человек не может стать кем-нибудь из народца, если сам того не захочет. Вурваны – единственное исключение, но вурваны не настоящий народец. Они ни то, ни сё: не люди и не мы, не живые и не мертвые – нежить. Мы-то живые, хотя и не так,