Братство бумажного самолётика - Екатерина Витальевна Белецкая

и являлся мечтой для многих, но Ит, памятуя годы, проведенные на Терре-ноль, к устройству шкафчика подошел ответственно. Во-первых, шкаф был цельнометаллический, во-вторых, он был привинчен к полу, и не абы как, а на восемь толстенных законтренных на всякий случай болтов, в-третьих, замок Ит переделал сам, и вскрыть шкафчик обычными средствами не представлялось возможным.

– Сучата эти удочку мою спереть хотели, – пожаловался завхоз. – Вот и не сдержался. Ну что мне, всё в дом убирать, что ли, каждый раз? То тачка моя понадобилась, то ножницы по металлу, теперь вот удочка. Я же не миллионщик! А эти… сперва пристали – дай им, да дай. Я в отказ. Потом, смотрю, по кустам лезут, к сараю, ну я и не сдержался.

– Так кто лез-то? – спросил Ит, уже догадавшись о том, какой последует ответ.

– Братья эти, близнецы-засранцы, – проворчал завхоз. – Вообще бы пришиб, вот честно. Какие-то они…

– Какие? – Ит вытащил из шкафчика нужную бутылку, и принялся наливать раствор в мензурку. Конечно, это был не только пресловутый элеутерококк, настойку Ит делал сам, и добавил в неё обезболивающее из своих запасов. – Ну, так какие?

– Не такие, – дёрнул плечом завхоз. – Не нашенские какие-то. Не знаю я.

– А что в них ненашенского? – удивился Ит. – Руки, ноги, голова. Смотрел я их, мальчишки как мальчишки.

– Какие-то они… – не обладающий большим словарным запасом завхоз задумался. – Ну… это… Тощие какие-то.

– И чего? Я вон тоже тощий, – Ит пожал плечами. – У нас в семье все тощие, и брат у меня такой же, и мать была такая же. Что ж я, ненашенский после этого?

– Ну нет, ты нашенский, – залебезил завхоз. – Обычный ты. А эти не такие. Не знаю.

– Самые обычные они, – твёрдо произнес Ит, хотя отлично понимал, что говорит сейчас неправду – и это еще мягко сказано. – На, держи. Пей. Давай воды налью, горькая.

– Не, нормально, – завхоз залпом осушил мензурку. – Ух, хорошо пошла! А эти всё равно не такие. Вот, например, какая у них нация, можешь сказать?

Ит снова пожал плечами.

– Не знаю, – признался он. – Не моя точно. Хотя у меня две – латыши и армяне. Да, я в курсе, что это смешно, Лаврентьич, но вот так получилось, что папа маму полюбил.

– А ты вообще еще дальше пошел со своей полячкой, – поддел завхоз.

– Нормально я пошёл. Только она не полячка, а полька, – поправил Ит. – И чего?

– А того, что они непонятные совсем.

– Слушай, отвяжись ты от них, – попросил Ит. – Это у тебя от того что голова болит дурь всякая полезла наружу. Сейчас элеутерококк всосётся, и забудешь про всякие глупости.

– Ну, может, и так, – завхоз покосился на бутылку, всё ещё стоявшую на докторском столе. – С собой не отольёшь хоть немножко?

– Не отолью, – твёрдо ответил Ит. – Я не аптека, уж извини. Надо, зайдешь. Нет, повторяю, не буду я тебе с собой давать ничего, и не проси даже! Если я у вас на поводу пойду, вы быстро себе моду заведете клянчить, а у меня отчетность. Одно дело тут помочь, другое – довольствие вам устраивать.

– Да ладно, ладно, не сердись ты так, – залебезил завхоз, пятясь к двери. – Нет, так нет, я чего, я ничего…

– И не пей ты столько больше, – попросил Ит. – Одно дело голова, а если печень отвалится, что делать будешь?

– Не, печень у меня нормально, гвозди переваривать могу, – заверил завхоз.

– Переваривает желудок, – безнадежно произнес Ит в сторону закрывающейся двери. – Ай, ладно. Не батя я тебе, чтобы морали читать…

Дверь захлопнулась. Ит тяжело вздохнул, взял со стола бутылку, и поставил её обратно в шкаф. Секунду подумал, задвинул вглубь, а вперед переместил другой флакон, с примочкой. Дождь вчера был, а это значит, что скоро заявится Фрол Савельевич, в сравнении с которым завхоз кажется милейшим существом… ну да, способным кинуть в спину подростку штыковую лопату, но всё-таки.

Достали, подумалось ему. Как же они все достали, не передать – своей этакой вот хитрой тупостью, житейской смекалкой, желанием всё получить на халяву, и, главное, извечным «авось пронесёт». Интересно, кстати. Значит, братья пытались утащить удочку? Ну, это точно «крыса», к гадалке не ходи. Братья не рыбачат. И силки на ворон не ставили ни разу – спросил как-то, было дело, сказали, что брезгуют. Хотя другие детдомовцы ворон иной раз в охотку ели, другой вопрос, поймать ворону было делом отнюдь не простым. Потому что сделать силок, найти место, вдали от детдома, дойти, поймать, забить, а потом еще и поджарить – это вам не репу с картошкой тырить на хозяйских огородах. Целое приключение.

Полчаса прошли в блаженном ничегонеделании, а потом в дверь постучали снова – причем в этот раз стук был ого какой, подлиза завхоз стучал робко, «тук-тук-тук», а сейчас прозвучало «бум! бум! бум!», потому что стучал физик, он же замдиректора, а с этим шутки были плохи. Все его были обязаны опасаться. И ученики-детдомовцы, и сотрудники, и, конечно, хиляк-докторишка, которому, не иначе как за упорство, Фрол с удовольствием настучал бы точно так же и по голове, вот только начальство не позволяло.

– Открыто, Фрол Савельевич, проходите, – произнес Ит, одергивая халат. Халат, надо сказать, был на нём безукоризненно белый и выглаженный – спасибо Берте, постаралась. Да и вообще, вид вполне себе презентабельный, даже волосы аккуратно убраны в хвост, и спрятаны под этим самым халатом, «чтобы не маячили». С волосами случилась отчаянная битва в самом начале работы в проекте; отрезать их Ит отказался категорически, и поэтому была спешно придумана легенда, что носит свой хвост Ит из-за того, что волосы закрывают шрам на голове, если срезать, будет видно, а он не хочет, чтобы пялились. В принципе, концепт этот под легенду бывшего военного врача подходил пусть и не стопроцентно, но в целом неплохо, однако Итский хвост, пусть полуседой, пусть аккуратный, пусть даже и спрятанный, был в местных условиях всё-таки вызовом обществу, и ещё каким. Не таким, конечно, как фамилия «Фламма», но близко к тому. Ит вообще для столь длительной работы внешность практически не менял – так, добавил немного морщинок, седины (по легенде ему было пятьдесят два года), чуть ссутулился, и