Развод. Научусь жить без тебя - Елена Безрукова

я ехала? Могу Кира попросить или вызову такси тебе.

Я выбирала между гостиницей, Кириллом — мужем Аньки и такси несколько секунд.

— Я вызову такси, — ответила наконец я.

— Нет уж, давай я. И буду смотреть по карте, что ты не осталась сидеть на холодной лавке. Знаю я тебя….

Я не стала спорить. Назвала адрес дома, возле которого сидела, и стала ждать такси, закутавшись в тоненькое пальто, не предназначенное для того, чтобы сидеть ночью на ветру на скамейке….

7.

— На тебе лица нет! — охнула Аня, едва открыв мне дверь.

Я знаю. У меня нет ни лица, ни души, ни сердца. Последнее разорвано в клочья и смыто в унитаз любимым мужем и племянницей, закрутившими подлый роман за моей спиной.

Снова укол в подреберье и снова дыхание сорвалось. Как же мне хреново.…

Я умирала от боли, но вслух произнесла дежурное, насквозь лживое:

— Все в порядке.

Аня меня знает давным-давно, поэтому на пустую браваду не повелась:

— Врешь?

— Вру.

Она кивнула, принимая мой ответ, забрала у меня куртку и жестом указала на дверь в ванную:

— Мой руки. Сейчас будем ужинать.

— Я не голодна.

— А мне все равно! Сядешь, поешь, согреешься…расскажешь, что у тебя стряслось.

Успокоиться? Это вряд ли.

Мне уже не верилось, что ещё утром моя жизнь была светлой, полной радости и предвкушений. Казалось, это было неприлично давно.

— Лана, привет, — услышав наши голоса, из кухни выглянул Кир. — Как дела?

Аня закатила глаза и прошипела:

— Кирилл! Давай без «умных» вопросов. — Потом виновато развела руками, мол, мужчины, что с них взять.

Я скованно улыбнулась в знак приветствия и ушла в ванну.

Меня трясло. Одного взгляда в зеркало хватило, чтобы убедиться – краше в гроб кладут.

Пару пригоршней холодной воды в лицо не спасли ситуацию, но по крайней мере, горькая пелена в голове немного рассеялась.

Больно? Безумно.

Страшно? Очень.

Но я уже встала на этот путь, и никто другой за меня его не пройдет. Надо ползти, даже если кишки сводит от бессилия и обиды. Надо.

Когда я вышла на кухню, чета Смирновых уже сидела за столом и обменивалась настороженными взглядами.

Мне неудобно было вываливать на них свои проблемы, но больше не к кому идти, а одна я не справлюсь. Забьюсь куда-нибудь в угол и буду выть от отчаяния.

— Налетай! — скомандовала Аня, когда я заняла своё место, — всё горяченькое.

В центре стояло широкое блюдо с румяной запеченной курочкой и овощами, в красивом салатнике — зелень. Пахло очень вкусно, и выглядело божественно, но у меня совершенно отбило аппетит.

Я взяла небольшой кусочек и гоняла его по тарелке, растаскивая до лохмотьев. Перед глазами – наглая физиономия племянницы, надувающей пузыри из жвачки. Тошнит.

Аня и Кирилл пытались меня отвлечь, втянуть в беседу, но ничего не вышло. Я постоянно теряла нить разговора и отвечала невпопад, все силы уходили на то, чтобы не начать шмыгать носом.

Наконец подруга не выдержала:

— Кирилл, может ты пойдешь …посмотришь телевизор?

Она пыталась его выпроводить, но я не видела в этом смысла. Зачем? Все равно совсем скоро правда станет достоянием общественности. Я не хочу отрезать по частям, не хочу потом сталкиваться с чужим любопытством и заново отвечать на неудобные вопросы.

— Не уходи, — я обреченно отложила вилку в сторону, смирившись с тем, что сегодня в меня ни кусочка не влезет, — все равно все узнаешь.

Они оба настороженно смотрели на меня, ожидая продолжения, а я с трудом подбирала слова. Все они казались плоскими и ненастоящими, и не могли передать всю ту глубину задницы, в которую провалилась моя семейная жизнь.

— Руслан мне изменяет.

8.

У Ани глаза стали в пол лица, а Кир и вовсе подавился, будто услышал что-то совершенно невероятное.

— Лан, прости, за дурацкий вопрос…. но ты уверена? Он же в тебе души не чает. Смотрит, как на драгоценность.

Видать, обесценилась моя драгоценность, ушла в утиль.

— Он заделал ребёнка другой женщине.

Стоило сказать это вслух, как на меня наваливалась каменная плита. Придавила к полу так, что не вдохнуть и не выдохнуть. Это не сон, не бред. Это грёбанная реальность.

Аня громко охнула и зажала рот ладонью, а Кирилл побагровел:

— Вот козлина. — На его скулах играли желваки, и вообще он выглядел так, будто прямо сейчас был готов отправиться бить морду моему благоверному, — что за шмару он себе нашёл? Кто-то с работы? Уволю к чертям собачьим. Так что больше никуда и никогда не устроится.

У них бизнес на двоих, а я — пришла в компанию позже, и кадровой политикой занимался именно Кирилл.

— Нет. Не с работы, — прежде чем сделать самое жуткое признание, я набрала полную грудь воздуха, — это Юля. Моя племянница.

И тишина….

В воздухе повисло столь плотное удивление, что его можно резать ножом. Аня с Кириллом переглянулись, явно сомневаясь в услышанном, а я безбожно покраснела.

Почему так? Натворили дел другие, а провалиться от стыда хотелось мне.

Кирилл первым пришел в себя и рявкнул так, что посуда в шкафу звякнула:

— Он совсем, что ли, охренел?

Следом за ним отмерла Анечка:

— Как…. Как же… Разве так можно?

Я развела руками:

— Выходит можно.

— Так, — Кирилл строго посмотрел на меня, — давай все по порядку. От и до. Как узнала, когда, при каких обстоятельствах.

Мне не хотелось, но я всё же я рассказала, потому что держать в себе весь этот кошмар было невыносимо. Он разрывал меня изнутри, разъедал внутренности, убивал.

Я рассказала о том, как готовилась к нашему празднику и о визите племянницы. О том, как Руслан позволил мне уйти, а сам остался с ней.

Под конец я всё-таки не выдержала и всхлипнула.

— Так, всё, успокаивайся! — Анька подорвалась на ноги и обняла меня, — жизнь на этом не заканчивается. Сейчас погрустишь, потом выдохнешь и пойдешь дальше.

А я не знаю, как дальше. Куда дальше-то? Мне тридцать пять, я беременная и очень уязвимая. Мне страшно.

Про беременность я, кстати, не сказала. Не смогла. Язык прилип к небу и ни слова на эту тему не вырвалось. Это только моя тайна, и я не готова делиться ей даже с