Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

от друга, наслаждаясь сияющим древом любви снова и снова. Сейчас, отдыхая в объятиях возлюбленной, Онирис нарисовала ей портрет костоправки во всех подробностях, а также рассказала о её многочисленном семействе, перечислив всех поимённо. Услышав о том, что тётушка иногда не прочь выпить, Эллейв усмехнулась.

— Кажется, я знаю, что привезти ей в качестве подарка...

— И что же? — засмеялась Онирис.

Эллейв вместо ответа открыла шкафчик с напитками, подкинула и поймала бутылку «крови победы», открыла и сделала глоток прямо из горлышка. Онирис поёжилась, вспомнив тот опаляющий огонь, которым это питьё обдало ей горло. Эллейв слегка поморщилась и крякнула, утёрла губы и плотоядно облизнулась, глядя на Онирис с мерцающими чувственными искорками в зрачках. Онирис шутливо натянула на себя одеяло и съёжилась, изображая испуг.

— Что ты так смотришь? Что ты задумала? Я уже боюсь!

Она даже подушкой заслонилась, но её глаза поверх подушки так и искрились, так и горели призывно, с озорным предвкушением. Эллейв издала гортанный, хрипловато-звериный смешок, блеснув великолепными клыками, потом снова облизнулась.

— Бойся и трепещи! Потому что я сейчас съем тебя, моя сладкая красавица...

И она, поиграв мускулами, стремительным прыжком набросилась на Онирис, как хищник на жертву, отшвырнула подушку. Девушка извивалась и отбивалась, но, разумеется, в шутку. Эллейв сперва довела её до исступления щекоткой, а потом раздвинула ей, изнемогшей от смеха, колени и горячим влажным ртом прильнула, атаковала языком. Онирис охнула и запрокинула голову.

Они условились, что сначала Онирис с семейством тронется в путь, а спустя пару дней следом отправится Эллейв. Онирис испустила тяжёлый вздох, а возлюбленная сгребла её в объятия, прильнула губами к её виску и шепнула:

— Ничего, ничего, радость моя. Чему быть, того не миновать.

5. Подруги детства

Они прибыли в усадьбу в одиннадцать утра; по здешним меркам это считалось разгаром рабочего дня, потому что подниматься здесь было принято ни свет ни заря. С одной стороны, Онирис радовалась, скользя взглядом по знакомым и дорогим сердцу местам, а с другой — её лопатки холодило дыхание судьбы. И ещё праздник этот, Йорлагсдааг, будто нарочно, разворачивал свои цветущие весенние крылья, дразнил и насмехался: «Кто в день сей сердечное волнение ощутит, тот вовек счастлив будет».

Сердечное волнение Онирис ощутила гораздо раньше, а сейчас оно подходило к своему пику.

— О, какие гости долгожданные пожаловали! — встретила их сама тётушка Бенеда.

Матушка Темань известила её письмом о времени их прибытия, и целительница, оставив дела, нарочно выделила время, чтобы лично поприветствовать приехавшее семейство, которое она привыкла считать своей роднёй. А что не кровной — так это и неважно. Важна душевная привязанность, которая не ослабевала с годами. Впервые матушка Темань побывала в Верхней Генице, захворав ознобом горя: Северга привезла её сюда и оставила в надёжных руках тётушки Бенеды и Рамут. Матушка исцелилась здесь и многое поняла, а также влюбилась в эти места. С тех пор её тянуло сюда, на лоно природы, к суровым горным вершинам и ледяным струям Одрейна.

Всё это было с малых лет знакомо Онирис. Она и в Одрейне купалась, и верхом каталась, и по горным тропам лазала вместе со своей подругой детства Збирой.

— Здравствуй, здравствуй, дитятко, — целуя её в обе щеки и щекоча жёсткими косматыми бакенбардами, ласково проговорила Бенеда. — То-то Збира обрадуется!

Онирис обняла костоправку и ощутила на себе добродушную мощь её ответной ласки. Вот это могучее звериное начало у Бенеды с Эллейв было очень похожим, и она с робкой надеждой думала о том, что возлюбленная придётся целительнице по душе.

— А вон и Збира скачет! — сказала Бенеда, вскинув глаза и устремив взор в сторону приближавшейся всадницы.

Молодая, рослая и сильная навья с необъятной толщины рыжей косой, в высоких сапогах со шпорами, в широких кожаных штанах с жёстким поясом и белой рубашке, мчалась к ним на огромном чёрном жеребце с могучими мохнатыми копытами. Не конь — зверюга! И рыжая пушистая коса всадницы, и вороная грива жеребца развевались на ветру — живописной они были парочкой. И конь — огонь, и наездница лихая ему под стать.

Возбуждённый быстрой скачкой жеребец не сразу угомонился — приплясывал на месте, даже норовил на дыбы подняться. Наездница его усмирила:

— Тихо, Зейдвламмер, тихо!

Она соскочила с седла, звякнув шпорами. К коню тут же подбежал один из её братьев и взял его под уздцы. А рыжая всадница, опалив Онирис медово-карим огнём волчьих глаз, оскалилась в клыкастой улыбке:

— Кто к нам пожаловал! Сестрица!

Онирис не сразу узнала подругу детства: та как-то резко возмужала, вошла в силу и теперь казалась ей огромной. Широкий жёсткий ремень с крупной пряжкой перехватывал её поджарую талию, на нём висел в чехле нож для потрошения туш домашнего скота. Вне всяких сомнений, орудовать им его владелица умела отменно. Ещё бы такие ручищи не были ловкими и способными к работе! Изящные кисти Онирис с тонкими запястьями просто утонули в них.

— Чего-то ты как была мелкая, так и осталась, сестрёнка, — с утробным хрипловатым смешком сказала дочь Бенеды. И, не особо церемонясь, подхватила Онирис в объятия и покружила. — Совсем весу никакого, как в пташке! Ну ничего, откормим.

Да, мелковата была Онирис по сравнению со Збирой — что есть, то есть. Смущённая таким бесцеремонным приветствием, она с улыбкой пробормотала:

— Зато тебя прямо не узнать...

— Ну, так мне есть в кого такой уродиться, — усмехнулась Збирдрид, кивая на родительницу. — Да и работы по хозяйству, опять же, невпроворот.

— Усердная работа от зари до зари да пища добрая вволю — вот нашей силы и крепости основа, — подтвердила целительница. — Ну, пожалуйте в дом, гости дорогие. А это у нас кто такой? Тебя как звать, малец?

Бенеда обратилась к малышу Веренрульду, который приехал в Верхнюю Геницу впервые в жизни и ужасно оробел, увидев грозную хозяйку усадьбы. Он попытался спрятаться за батюшку Тирлейфа, но костоправка поймала и сгребла его в свои сильные объятия.

— Кто это у нас тут такой карапуз щекастенький? — принялась она тетёшкать Веренрульда, нежно пощипывая за круглые сытые щёчки. — У кого такая мордаха сладенькая, откормленная? Сейчас как укушу тебя за щёчку!

Она не укусила, а звучно чмокнула мальчика, а тот с перепугу заплакал.

— Ну, ну, какой рёва у нас тут, — приговаривала Бенеда. И спросила у Темани: — Твой