Соколиные перья и зеркало Кощеевны - Оксана Токарева

стояла картина жуткого подземелья и распятый на стене истерзанный Филипп, но она гнала ее прочь.

— Я предлагаю вам сделку, — начала Карина, твердо убежденная, что неподкупных людей на свете нет.

— Мне ничего от вас не нужно, — поспешила оборвать ее Ева. — Спасибо. Португальским уже позанимались!

— Отдайте перо! — теряя терпение, подалась вперед Карина.

— Попробуйте забрать! — выпалила в ответ Ева, впервые осознав, что дочь Константина Щаславовича над даром леса не властна.

— Пеняйте на себя! — пригрозила Ищеева и вышла, громко хлопнув дверью.

Глава 11. Яхта «Буревестник»

Какое-то время Ева сидела в изнеможении, потом заставила себя собрать распечатки, чувствуя, как усталость отзывается ломотой в мышцах, будто после непомерной физической нагрузки или тяжелой болезни. Ей требовался глоток свежего воздуха. А еще лучше исцеляющие объятья Филиппа.

Она их заслужила. В конце концов, чем она хуже Ксюши, которая не скрывала своего намерения после ужина уединиться с Кириллом, чтобы, так сказать, «отблагодарить». Судя по тому, как горели серо-зеленые плутоватые глаза и топорщились дреды отчаянной металлистки, она сама ждала этого момента с нетерпением. Тем более что Кирилл, узнав, что в комнате у Филиппа будет пустовать койка Вадика, отправив свою команду в райцентр, собирался остаться в лагере на ночь.

Свежести в этот вечер, к счастью, хватало с избытком. После ужина с реки прилетел легкий бриз, воздух напоминал пряный многослойный коктейль из теплых, точно парное молоко, и обдающих бодрящей прохладой ключевой воды пластов. А вот с объятьями обстояло сложнее. Филипп выглядел вялым и будто замороженным. Конечно, день сегодня для всех выдался непростой, а он еще вечером показывал детям какой-то фильм. Но только ли в усталости дело? Что если дурной морок Карины коснулся и его?

— Что с тобой? Она тебе тоже угрожала? — в тревоге спросила Ева, которой, конечно, не удалось утаить от друзей разговор, ей самой сейчас представлявшийся едва ли не наваждением.

Охранники на въезде, как и следовало ожидать, Ищееву не видели. Не через забор же она перелезала?

Филипп на автомате отключил проектор и остальную аппаратуру, потом пригласил Еву на костровую, откуда уже все ушли. Какое-то время он разглядывал проплывавшие над лагерем еще подсвеченные золотистой охрой и лиловой фуксией облака медленно догорающего заката, потом перевел взгляд на лес, откуда уже тянула мохнатые бесформенные лапы поджидавшая своего часа тьма.

— Не следовало тебя впутывать во все это, — проговорил он с усилием, устало и виновато. — Она не успокоится, пока своего не добьется.

— Хочешь сказать, мне следовало ей отдать перо? — отозвалась Ева с укором. — Перечеркнув все, что хранили твои предки, за что столько лет боролись профессор Мудрицкий, дядя Миша Шатунов, два поколения семьи Боровиковых, да и наши с тобой отцы?

— Мне страшно тебя потерять, — признался Филипп, все-таки привлекая Еву к себе и приникая к ее губам поцелуем, в котором сейчас ощущался не огонь, а полынный привкус пепла.

— Мы справимся, — прижалась к нему Ева.

Филипп заметно приободрился и, продолжая целовать, увлек ее в сторону отцветающей сирени и недавно одевшихся нарядным белым цветом кустов чубушника, которые все почему-то называли жасмином. И когда только успел зацвести? Еще пару дней назад пробивались лишь первые несмелые бутоны. С другой стороны, когда они с Филиппом успели узнать и поверить друг другу? Всего неделю назад прятали взгляд и не могли найти повод для более тесного знакомства.

— Не хочешь искупаться? Или погонять по трассе на мотоцикле? — предложил он, вплетая в ее волосы цветы чубушника и пытаясь поймать губами кудрявую прядь, выбившуюся из ее прически и упавшую на лицо. — Мне все равно придется сегодня ночевать в актовом зале или на ветке в лесу, — с лукавой улыбкой поделился он. — Ксюша собирается остаться в моей комнате с Кириллом на ночь. Дина такого себе ни разу не позволяла.

— У нее же отряд, — млея от ласк и уже не разбирая, где облетающие лепестки чубушника, где губы Филиппа, вступилась за подруг Ева.

Она слегка перевела дух, глядя куда-то в лесную чащобу и пытаясь представить себе птицу, прикорнувшую в тенистой, но мокрой от росы кроне, положив голову под крыло. Даже на костровой ощущалась поднимавшаяся от земли сырость, да и комары атаковали с кровожадным упоением, прокусывая даже джинсы.

— Насчет ночевки в лесу ничего не посоветую, — начала Ева, стараясь напустить на себя равнодушный вид, но чувствуя, как предательски загораются щеки. — Но, если Ксюша остается с Кириллом, в нашей с ней комнате освобождается одна койка.

Филипп, уже было собравшийся идти куда-то по лесной тропе, резко остановился.

— Ты серьезно? — спросил он выжидающе-нетерпеливо.

Ева кивнула.

Она никогда не мыслила, что обыденная подготовка ко сну может стать частью некоего ритуала, а смена постельного белья превратится в увлекательную игру. Нет, конечно, бабушкин наглый черный котяра, за крутой нрав и независимость прозванный Нелюбом, отвоевывал пододеяльник, раздирая руки до крови. Филипп не обращался, поэтому когтей не выпускал, но в пододеяльник ее просто завернул, а в душ отпустил лишь после угрозы поставить тумбочку между кроватями, хотя сам там до этого плескался, будто имел среди предков водоплавающих птиц.

Что касалось Евы, она не только хотела привести себя в порядок, смыв весь негатив сегодняшнего непростого дня, включая угрозы Карины Ищеевой. Вместе с полотенцем она прихватила комплект кружевного белья и пеньюар, которые мама, помогавшая ей собраться, положила в чемодан на всякий случай, хотя и без особой надежды. «Вдруг встретишь в этом лагере кого-нибудь».

В прошлом году в Португалии комплект пролежал без дела. Ева ко всей этой гламурной мишуре относилась скептически, предпочитая вещи качественные, но натуральные. Сейчас, глянув в зеркало, как ажурные жемчужные раковины бюстгальтера упруго поднимают грудь, а кружево пеньюара то закручивается пеленой метели, то ниспадает пенным водопадом, она почувствовала уверенность. Не хватало только макияжа, но от него Ева отказалась принципиально, ограничившись лишь несколькими каплями любимых духов.

В комнате тонкий и ненавязчивый аромат парфюма смешался с терпким медовым запахом, исходящим от охапки полевых цветов, появившейся за время ее отсутствия в графине. Несколько листиков и пара соколиных перьев виднелись на подоконнике. Когда успел? И где он сейчас? Додумать ей не дали. Филипп, подобравшись откуда-то сзади, сгреб ее в охапку, зарываясь, лицом в волосы, из которых Ева еще и на следующий день вычесывала соколиные перья и лепестки чубушника, и перенес на кровать. Кажется, даже на крыльях. Но в этом Ева точно не могла быть уверена. Ей казалось, что она поднимается куда-то ввысь в восходящем воздушном потоке, скользит на салазках по радуге, купается