Эхо Древних - Анджей Б.

бы окружали, сзади заходили, а вишь оно как обернулось. Бараны деревенские, что сказать…

- Не дергайся, малой… - рыкнул солдат скорчившемуся и покрасневшему от боли Гнезду. А потом приказал остальным:

– Всем бросить топоры да вилы! И отойти на два шага назад!

– Спокойно, дядя, только не нервничай… - Шнырь первым оценил ситуацию, воткнул в землю большой нож и, подняв вверх раскрытые ладони, отступил назад.

Недолго думая, остальные последовали его примеру. Крестьянин – существо стадное, как один поступит, так и остальные за ним. Успел бы Гнездо первым рубануть – набросились бы разом и вмиг посекли солдата. А упустили момент – значит, проиграли. Приняв эту мысль, Шмелек тоже бросил оружие и отошел.

- А вот, похоже, и ваш старший топает. Небось, заждались уже, – усмехнулся солдат, продолжая удерживать в захвате несчастного Гнездо.

Все повернулись в сторону, куда указал солдат, и увидели Пархима со связанными за спиной руками. Оружия при нем не было, а под заплывшим уже глазом наливался синим огромный фингал. Рядом с Пархимом шагал ещё один незнакомец в солдатской войлочной стёганке. Рыжеволосый мужик, моложе первого, но тоже с длинными усами на безбородом лице. Он широко улыбнулся и издалека помахал всем рукой.

- А вот сейчас, пожалуй, можно и поговорить, - удовлетворенно хмыкнул первый солдат.

Глава 22

Молельню, увенчанную имперской звездой, разрушили на следующий день. Деревенские работали вяло, всё-таки слегка побаивались кары небесной. Это заметили трое бездельничающих поодаль чернокожих гигантов и, решив размяться, принялись помогать селянам. Видимо, ломать чужие святилища доставляло дикарям особое удовольствие.

Пару часов – и от прежнего храма ничего не осталось. Брёвна и доски мужики растащили по дворам – кому забор подлатать, кому на дрова.

На следующий день, уже под надзором Таруя, начали строить капище Нгарха. Оно выглядело совершенно иначе. Если имперская молельня представляла собой деревянный сруб с острым шпилем и окошками под конической крышей, то капище выглядело как земляная насыпь с вкопанными по кругу большими валунами. Глыбы пришлось тянуть волоком от самой реки, мужики устали, до кровавых мозолей постирав ладони.

Сейчас ряд камней выравнивали, прикапывали землей, укрепляли.

- Зачем всё это нужно? – сильней прочих возмущался Бориш, - почему было просто не заменить звезду на другой символ, который нравится этому Харху-Нарху или как его там...

- Затем, чтоб мы все остались живы, - коротко ответил Мишек, не вдаваясь в лишние пояснения.

Бориш не дурак, сам все понимает. В нашей ситуации особо не поспоришь. Просто все картинки в имперской молельне были его художествами. Гордился, конечно же, любовался каждый раз, приходя в храм. Какое-никакое, а признание. Что может быть важней для художника-самоучки?

А беломордый Таруй, даже не глянув на картинки, приказал сжечь все, что находилось внутри молельни. Причем не уходил, стоял и лично наблюдал, чтоб было исполнено.

Бориш даже пустил скупую мужскую слезу, глядя как горят сваленные в кучу плоды его творчества. Но так и не решился возражать Тарую.

Новому храму картинки вовсе не понадобятся. У него ж нет ни крыши, ни нормальных стен. Голые камни распишешь – через месяц дожди и солнце сведут краску. Да и желание рисовать уже пропало.

- Все уляжется, новые хозяева уйдут, а мы заживем по-прежнему, - пытался утешать Рафтик, - ты еще столько всего нарисуешь!

- Не, по-прежнему уже точно не будет… - продолжая махать лопатой, буркнул Мишек, не оборачиваясь.

- Угу, умеет сосед ободрить… - сконфуженно переглянулись Бориш с Рафтиком.

На следующий день, когда работы были закончены, Таруй объявил всеобщий сбор по поводу торжественного открытия капища.

Площадку оцепили чернокожие воины, а жителей подталкивали вперёд, чтоб каждый видел происходящее. Ощутил, так сказать, торжественность момента.

Мишек оказался в первом ряду. Как-то само собой получилось – вперёд не лез и тем более не выслуживался, но после случая с огровым шишем многие приняли его за негласного лидера. Вроде деревенского старосты, выражавшего интересы односельчан перед чужаками. Потому толпа сама вытеснила его вперёд на случай, если понадобится что-то сказать или сделать.

Вслед за Мишеком вылез вперёд и встал рядом Чапчик. Этот сам из кожи вон лез, чтоб понравиться новым хозяевам. Обиженный на империю, всячески её хаял и постоянно искал удобного момента, чтоб лизнуть задницу новой власти.

Также в первом ряду выстроился с десяток детишек разных возрастов – сорванцы уже попривыкли к чужакам и совсем их не боялись, потому детворой двигало лишь любопытство.

На противоположной от себя стороне круглого капища Мишек заметил Бориша. Тот принес с собой маленькую табуретку. Протолкался с ней вперёд и, поставив в первом ряду, заботливо усадил жену. Хотя до родов оставалось еще не меньше месяца, живот у женщины округлился и стал большим, так что она поддерживала его руками и поглаживала.

В общем, люди рассчитывали увидеть если не волшебное чудо, то хотя бы запоминающееся праздничное зрелище. Однако церемония открытия оказалась сплошным разочарованием.

Битый час топтались на месте, ожидая, пока Таруй закончит приготовления. В итоге жрец просто занимался каким-то огородничеством в центре храмового круга. То есть в буквальном смысле – сделал в земле углубление и высаживал на дне ямы растения. Перед этим он на вытянутых руках торжественно носил по кругу кусочек странного черного мха и распевал заунывную песню на непонятном языке. Останавливаясь возле некоторых селян, протягивал вперед руки и заставлял людей прикасаться ко мху. По правде сказать, народ брезговал. Если кто и трогал подозрительное растение, то лишь потому, что боялся Таруя.

Когда альбинос остановился напротив, Мишек замешкался, но его выручил Чапчик. Выскочил вперед и, заслонив собой Мишека, с умилением погладил мох, даже изобразил, что пытается приложиться к нему губами. Тарую этого хватило и, удовлетворенный, он продолжил свой путь.

Закончив обход и выложив весь мох на дне ямы, жрец извлек из-под складок своего широкополого плаща бутыль, испещренную загадочными письменами. Медленно откупорил её и осторожно накренил над посаженным мхом. Из горлышка потекло что-то темное, густое. Мишеку показалось, что это кровь, но полной уверенности не было, так как жидкость казалась слишком уж черной и тягучей. Вдобавок, хоть он и стоял с подветренной стороны, но никакого особого запаха не учуял.

- Слушайте внимательно! – закончив, наконец, заунывные песнопения, обратился к собравшимся Таруй, - вам посчастливилось приютить у себя частичку того, что в будущем сблизит вас с богом! Однако,