Ничего особенного - Людмила Лыновская

с Ленчиком и посмотреть его картины, которые она раньше очень любила.

Ознакомившись с последними полотнами Леонида, Вера была удивлена до глубины души. От прежнего тонкого чувственного художника не осталось и следа. Ленчик стал писать в стиле абстракции: кричаще, выпукло и назойливо. Его работы поражали нагромождением цветов, линий и фигур, как будто специально не сочетающихся друг с другом, спаянных вместе или разбросанных по углам холста грубой рукой ремесленника, преследующего одну единственную цель — удивить, сразить наповал, привлечь, во что бы то ни стало, внимание обывателя с кошельком.

— Ну, как впечатление? — спросил Леонид, разливая по бокалам шампанское.

— Не правда ли, мой муж талантище? — сказала Виолетта, беря бокал шампанского из рук Бирковского. Потом повернулась к Вере: — Если Вы хотите купить, то заранее предупреждаю, здесь почти все продано. Осталось всего пару картин. Можем уступить с небольшой скидкой, как старой знакомой.

— А из прежних пейзажей что-нибудь есть? — спросила Вера, щурясь от ярких красок шедевров, режущих глаза. Она скользнула быстрым взглядом по стеллажам и увидела, как из-за боковой панели печально выглядывает ее любимая картина «Дыхание озера».

Вера осторожно вытащила ее и поставила к стене справа от окна. Луч солнца, как прожектор скользнул по холсту, и картина ожила. Было раннее утро. Туман вставал над серебристой гладью озера. Вдруг подул ветерок и туман рассеялся. Вода в озере тихо закачалась, отражая, как в зеркале, воздушные облака, плывущие по чистому синему небу. Скромные луговые цветы и шелковистые травы взволнованно зашелестели. Грациозные стрекозы застрекотали прозрачными крылышками, перелетая с цветка на цветок.

— Вам нравится эта мазня? — спросила Виолетта, насмешливо глядя на Веру, сразу мысленно причислив ее к дилетантам, ничего не смыслившим в современной живописи. — Извини, дорогой, — повернулась она к Леониду, — но это никто не купит. Старье! Разве можно это повесить в офисе или в доме. Живопись сегодня должна вписываться в интерьер, дополнять обстановку или, напротив, быть ярким явлением, возбуждающим, рождающим эмоцию, страсть, секс!

— Может быть, — задумчиво сказала Вера, — только не любовь.

— Господин Бирковский, я покупаю этот пейзаж для Веры. Сколько он стоит? — сказал Глеб, глядя на Ленчика.

— Ну, это так неожиданно, мне как-то неудобно, Вера, брать с Вас деньги, — засуетился Бирковский, косясь на Виолетту.

— Пятьсот долларов, — отрезала Виолетта, — для Вас со скидкой.

Глеб молча расплатился с Виолеттой, пока Бирковский упаковал пейзаж в коробку.

— Что ж, может еще по бокалу шампанского? — спросил довольный сделкой Ленчик, потирая ладони. — Милая, не принесешь нам еще бутылочку?

Виолетта встала и с недовольным видом вышла из комнаты. Было понятно, что прислуживать она не привыкла.

— Леонид, нам нужно серьезно поговорить, — решившись, сказала Вера, подходя к художнику поближе. — Это конфиденциальный разговор. Он касается тебя и Марии Каримовой. Ты, наверное, слышал о трагедии, которая произошла с ней и ее мужем?

— Да, слышал, — равнодушно сказал Леонид, с опаской поглядывая на проем двери, в котором исчезла Виолетта.

— Мы можем где-то уединиться и поговорить без твоей жены, — быстро спросила Вера, наклонившись к Леониду.

— У тебя что, дорогой, от меня секреты? — Виолетта, как привидение, появилась неожиданно с бутылкой шампанского на подносе. Ее лицо выражало крайнее негодование. Было странно, как в одно мгновение она из красивой приятной женщины превратилась в злобную фурию.

— Что ты, Виолетточка, у меня нет от тебя никаких секретов, — поспешил заверить жену Бирковский. Он подошел к ней, и, приняв поднос с шампанским, поцеловал в щеку.

— Тогда рассказывайте все при мне. Я слышала, что дело касается твоей бывшей любовницы Марии Каримовой. Я помню, как ты страдал по ней, и сколько сил мне понадобилось, чтобы вернуть тебя к жизни и освободить от этой губительной страсти.

— Успокойся, дорогая, — сказал Бирковский и протянул бокал жене. — Я не собираюсь ничего утаивать от тебя. Потом, повернувшись к Вере, подтвердил:

— Если, Верочка, у Вас есть, что сказать, говорите при моей жене. У меня нет от нее тайн.

Вера колебалась. Она до сих пор не могла окончательно решить, нужно ли говорить Бирковскому о сыне. Чем больше она находилась среди этих людей, тем хуже могла себе представить, что Леонид будет заботливым отцом, а Виолетта любящей матерью. «Да захотят ли они еще делать тест на отцовство и усыновлять Шурика? — размышляла Вера. — Тогда уж Шурика точно в Финляндию увезут. Нет, все же я должна сказать правду», — решилась женщина.

— Ну что ж. Этот разговор очень серьезный, потому что касается младенца, сына Каримовых, который сейчас остался сиротой и находится в детском доме.

— Да, я слышал, что уже прибыли потенциальные усыновители и опекуны. Мальчик — наследник большого богатства, не правда ли? — сказал Леонид, совершенно не понимая, к чему клонит Вера.

Виолетта, предчувствуя грандиозную новость, сидела, как ворона, приоткрыв клюв и не сводя глаз с Веры.

— Леонид! Каримов не был отцом ребенка, — сказала Вера.

— Вот это номер! А кто же отец? — сказал Ленчик и нижняя губа его слегка затряслась.

— Ты! Насколько я знаю со слов Маши, — выпалила Вера, глядя прямо в зрачки Бирковского.

— Я?! — закричал Ленчик, испуганно оглянувшись на Виолетту.

— Каримов был бесплоден, — твердо сказала Вера. — Узнав, что Мария беременна от тебя, он велел ей рожать, а всем сказать, что это его ребенок. Ему нужен был наследник его бизнеса. С меня Маша взяла слово, что я не скажу тебе об этом. Я очень мучилась: имею ли я право скрыть от тебя, что у тебя есть сын? Однажды, я приехала, чтобы сказать об этом, но увидела, что ты стал пить, опустился и не хочешь даже слушать о детях. Ты помнишь наш последний разговор?

— Нет, — тихо ответил Леонид, все еще следя за реакцией Виолетты, которая сидела с приоткрытым ртом, внимательно слушая Веру.

— Мальчика зовут Александр. Ему только один месяц. Он сейчас находится в детском доме. Если ты не поспешишь заявить о своем праве на сына, не сделаешь тест на отцовство, его увезут из страны. Скорее всего, в Финляндию заберет брат Каримова или в Германию, если отдадут матери и отцу Дмитрия Ивановича.

Вдруг Виолетта резко встала, подошла к бюро, выдвинула верхний ящик, достала сигареты и, жадно затянувшись, стала ходить по мастерской взад-вперед, неожиданно широкими шагами, как мужчина.

— Что тут думать? — громко заявила она, не глядя ни на кого, как будто разговаривала сама с собой. — Если это сын Леонида, то нужно его усыновлять. Мы же не можем отдать ребенка чужим людям, если у него жив родной отец? Правда, дорогой? — женщина резко остановилась напротив Ленчика и впилась в его лицо глазами.

Леонид