Время скитальцев - Мария Чернышова

него сзади и без церемоний долбанула камнем по башке.

Йеспер и Ланцо выли, катаясь в пыли. Пепе, опомнившись от встречи со стеной, поднимался на ноги, подобрав дубинку и готовясь ввязаться в бой.

Франческа, словно очнувшись, шагнула вперед. Длинный тонкий кинжал без гарды словно сам скользнул в ее ладонь из рукава. Рико краем глаза заметил этот маневр.

— Фран, не надо! — крикнул он. — Не вздумай!

Бычок, приметив, что противник отвлекся, ринулся в атаку. Чикветта снова лязгнула о тесак. Еще раз и еще раз…

Пепе распрямился. Франческа ударила его в затылок, в последний момент развернув кинжал рукоятью вперед. Но такой тычок оказался слишком слаб, чтобы уложить мужчину: он лишь пошатнулся и вцепился своей ручищей в запястье Франчески. Та попыталась вырваться, угрожая кинжалом, Пепе отпрянул и внезапно почуял, как твердь под ногами исчезла.

Не удержавшись, он покатился по склону, увлекая Франческу за собой. Рико, завидев такое, зарычал, как разъяренный зверь, и, бросившись на Бычка, просто-напросто вышиб из его рук чикветту и ударом кулака отправил юношу спать, после чего бегом вломился в темноту оврага.

Джованна Сансеверо тут же принялась вязать младшего Торо его собственным поясом.

Йеспер, наконец одолев своего противника и с победой усевшись на его грудь, огляделся и заметил, что вокруг стало как-то пустовато.

— Эй, — окликнул он Джованну, которая управившись со своими трудами, уже направлялась на помощь. — А где… все?

Джованна указала на овраг, и в этот момент оттуда, из душной ночной тьмы, донесся вскрик. Короткий, полный удивления, возмущения и боли, он словно кольнул душу и тут же замер.

Джованна вздрогнула, Йеспер закусил губу и уперся ладонями в землю, пытаясь отдышаться. Избитый Ланцо беспокойно завозился под его весом, словно почуяв, что дурной вечер стал еще омерзительнее.

— Что это? — прохрипел он. Йеспер не ответил. Он молча помог Джованне обездвижить неприятеля и, встав на ноги, побрел к оврагу, подобрав по пути свою чикветту.

— Рико! Фран! — крикнул он, остановившись на краю. Овраг молчал, только ручейки земли еще с шуршанием струились по осыпи. Йеспер принялся спускаться. Примерно на полпути он остановился, разглядев наконец то, что не смог рассмотреть сразу.

— Мать моя женщина, — с горечью проговорил он.

Впереди сплошной стеной вставала страж-трава.

Йеспер помедлил и уже собрался было спускаться дальше, как вдруг заросли зашелестели, раздвигаясь, и выпустили две тени. Та, что поменьше, почти висела на большой. Они принялись медленно взбираться по склону.

Варендаль выпрямился, опершись на чикветту.

— Йеспер? — окликнул его Рико.

— Да, дружище, — отозвался тот.

— Отбились? Джованна цела?

— Да. Спускаюсь?

— Нет. Мы сами.

Вскоре Рико и Франческа поравнялись с Зубоскалом. Франческа была полностью закутана в свой плащ, а капюшон надвинут так низко, что Варендаль не мог разглядеть ее лица. Щеки и лоб Рико были испещрены свежими ожогами страж-травы.

— А этот… где? — осторожно спросил Йеспер.

— Там, — коротко ответил Рико, кивая на дно оврага.

— А он… живой? — прошептал Йеспер.

Франческа поежилась. Рико взглянул на него так, что Зубоскал плотно сжал губы.

— А ты как думаешь?

— О, мать моя женщина! — простонал Йеспер. — Рико, а… остальные?

— Тебе мало крови? — угрюмо рыкнул ду Гральта.

— Нет, — торопливо забормотал Йеспер. — Нет.

— Подымайся, — велел Рико. — Найди наши вещи. Нужно торопиться. Как отыщешь, погаси фонарь. Нельзя чтобы…

Он не договорил, да Йеспер и не нуждался в объяснении. В два счета преодолев подъем, он торопливо поднял и намотал на руку платок, а после подступил к Джанни Торо, вытащив у того из карманов кошелек и фибулу.

Младший Бычок уже пришел в себя и следил за ним напряженным взглядом, как видно, сообразив, что сейчас решается его судьба. Йеспер взял его за ворот рубашки.

— Я выиграл честно, — процедил он, глядя в светлые глаза. — Ты это знаешь. Еще раз перейдешь мою дорогу — пеняй на себя.

Джанни Торо промолчал, шмыгая расквашенным носом. Варендаль поднялся и вновь напялил на себя изрядно замаранную красную куртку. Осмотрелся. Джованна Сансеверо, на вид совершенно измученная, сидела, скорчившись у фонаря. У ног ее лежала кучка оружия.

— Вы времени не теряете, джиори, — пробормотал Йеспер, выуживая оттуда кинжал с костяной рукояткой.

— Я люблю жизнь, плут, — невесело улыбнулась она. — Как ни странно, все еще люблю. Пусть это и безответная любовь. И пусть вещи, которые жизнь отбирают, будут под присмотром.

— Золотые слова, джиори.

Йеспер погасил фонарь. Тьма упала на пустырь у кладбищенской ограды, и на сей раз казалось, что она несет успокоение. Даже дымный ветер сейчас словно ласкал потные щеки, овевал покрытое синяками тело. Смягчал жжение ожогов.

Вдали в дымке горели огни Чистого Реджио. Город готовился вкусить ночного сна. Где-то лаяли собаки. По реке двигался одинокий белый огонь — это шла вниз по течению барка.

— Прощай, унылый городишко, — пробормотал Йеспер. — Ты не взял меня в прошлый раз. Не возьмешь и сейчас. Не судьба. Эй, ублюдки! — громко сказал он. — Я оставлю ваш нож за стеной. Доползете — ваше счастье!

Никто не отозвался. Йеспер и в самом деле взял нож и швырнул его за пролом, в гущу страж-травы. Остальное оружие он явно намеревался взять с собой.

— И пока будете ползти, подумайте как быстротечна, бездарна и бесконечно глупа ваша жизнь… Задумайтесь о вечности, паскудники! Ибо грядет…

— Уймись уже, Йеспер, — устало оборвал его Рико. — Время не ждет. Пойдемте, джиори.

Джованна Сансеверо поднялась на ноги. Белый огонь плыл над темной водой. За оградой погоста шелестела страж-трава.

Четверо покинули пустырь и сгинули в душной весенней ночи.

Осколок третий. Розмарин и сиринга. Глава первая. Ночь разбуженной памяти

На башне бил полночный колокол. Он отсчитывал время голосом, ровным, точно удары здорового сердца, и размеренные звуки, плывущие над спящим замком Фортецца Чикконна и городком того же имени, словно внушали спокойствие. Спите, добрые жители, ибо дозорные на стене не дремлют, и звонарь бодрствует. Спите, ибо грядет новый день, полный трудов и забот.

Эрмелинда Гвардари, графиня ди Таоро, монерленги Виорентийского герцогства, известная всей Тормаре, как Саламандра, слушала этот колокол, оторвавшись от сочинения длинного обстоятельного письма ректору магистериума Фортьезы Бастиано Мендозе.

Она сидела в Расписном кабинете — неширокой комнате с низкими сводчатыми потолками.