Прости, если любишь... - Айрин Лакс

хочу. К морю. Давно не был на море.

- Ааааа…. Так ты просто лишний груз скинуть хочешь? - смеюсь.

- С тобой разговаривать невозможно! - злится отец.

- Я второй раз за день это слышу! А тем временем, мне есть, в кого пойти. Да! Есть. Это в тебя я такой.

- Ещё расскажи мне про детские травмы, сейчас на каждом углу об этом орут, а у меня.… у нас, в наше время, никаких детских травм не было! Батя один раз об мою голову табуретку сломал, и ничё, я на него не злился.

- Теперь все понятно, почему ты такой. С прибабахом. Во всем табуретка виновата.

- Однако я тебе по голове табуреткой не бил, а ты посмотри на себя! - смотрит хмуро и недовольно из-под бровей. - Значит так. Я решил оставить все тебе. Ещё при жизни. Не думай, что это все раз и просто. Будет время, объясню нюансы, и…

- Мне это не нужно.

- Тебе не нужно, о детях подумай! Короче, мне плевать! Сам не возьмешь, я на тебя завещание составлю!

- Откажусь.

- Чтоооо?! - хрипит. - Ты больной, что ли?! Ты там в своей загранице последние мозги растерял?

- Это у тебя в голове последняя извилина высохла, если ты считаешь, что кинул кусок, а я буду в прыжке его зубами ловить и…

Внезапно я замолкаю, выматерившись, и стискиваю кулаки.

Понимаю, почему отец меня так бесит.

Потому что я вижу в нем себя и в себе вижу его.

- В чем дело? - интересуется.

- Ни в чем. Я на тебя разозлился, из-за подачки, а сам Вике сегодня денег кинул просто так. Много…

- И чё? Баба деньги нужны. Хорошее дело сделал.

- Если это хорошее дело, почему она мне чайник на голову надела?

Отец смеется хрипло и придерживает ладонь возле сердца, кашляет, со слезами на глазах.

- Какой ты суровый дядя, я бы на это посмотрел! - ухмыляется. - Я вот, о чем подумал…

- Прокашляйся, а то сейчас задохнешься.

Замечаю я это с раздражением, а сам переживаю. Батя, всё-таки.

Какой есть, черт его дери, такой есть!

Другого нет и не будет.

И эта его забота корявая… Тоже за живое цепляет.

- Просрешь Викторию, будешь, как я. На старость лет. Уже подыхать пора, а кругом - никого, и дары твои щедрые никому нахрен не сдались, - заявляет он угрюмо.

В этой угрюмости и его взгляде чувствуется тоска.

Я даже проникаюсь к нему жалостью, и отец это почувствовал, начав кричать:

- Все, пошел на хрен, сидишь тут! Зыришь на меня с жалостью! Себя пожалей! Жену просрал, дети от тебя отдалились. Не нужны мои деньги, я найду, кому их подарить! Охотников много найдется… на благотворительность все пущу.

- Проорёшься, позвонишь. Но учти, я к тебе на приемы бегать не стану, понял?

Он поднимается и застывает, ухмыльнувшись:

- А я понял, кому деньги подарю! - трет руки довольно.

Что ещё этот старый хрыч задумал?

Глава 25

Виктория

Евгений кинул мне деньги, словно подачку.

На, мол, тебе за весь этот год….

Я вспылила и ушла, а потом долго не могла отделаться от мысли, что поступаю неправильно. Я каждый раз показываю свои эмоции, демонстрирую, что Евгений меня задевает, что мне не плевать.

Он ведётся, потому что эмоции - его слабость. Он всегда был жадным до моих эмоций, всегда! И за этот год мало что изменилось, напротив, он, как оголодавший, впитывает каждый всплеск.

Эмоциональный вампир, вот он кто!

Я стараюсь не думать о нем, но не получается.

И это пугает больше всего.

Потому что из некоторых ситуаций невозможно выйти победителем. Особенно когда противник - это человек, который знает все твои слабые места.

И особенно когда в сердце всё ещё остались живы чувства…

Стоит признать, я не перестала любить бывшего мужа, и он утверждает, что тоже до сих пор любит меня. Но его любовь стала уродливой и грязной, разве любящий мужчина так расчетливо бы наносил удары, желая сломать и прогнуть?

Как мне теперь снова поверить в его слова, что он может быть другим, что он сожалеет.

Нет, не получается даже на миг представить!

Целый день я мечусь: то в поисках работы, просматривая объявления, то в прострации и задумчивости, в мыслях о том, во что превратилась моя жизнь. Добавить сюда стресс, перенесенный после похищения, и становится легко понять, какой компот творится у меня в мыслях.

Просто непередаваемый!

А потом, вечером, на пороге моей квартиры появляется гость, которого я не ждала.

Рита.

Я не могу поверить своим глазам, когда вижу ее по ту сторону двери.

Она звонит без конца, раздражает неимоверно.

Я открываю резко.

- Что тебе нужно?

- Виктория Сергеевна, - у нее вид побитой собаки. - Я хочу с вами поговорить.

- О чём, Рита? Нам не о чем разговаривать?

- Пустите меня? - мнется.

Глаза грустные, со слезами.

Да за что мне это?

Я отступаю, давая ей пройти, но предупреждаю:

- Дальше коридора я тебя не пущу. Выкладывай по-быстрому, что хотела.

Она вздыхает и поднимает на меня грустный взгляд.

- Виктория Сергеевна, вы должны… Должны меня понять.

- Вот это номер. С чего бы это?

- Как женщина - женщину! - заявляет она. - Я же беременна, в конце концов! - всплескивает она руками. - Беременна от вашего сына! У нас ребёночек будет! - канючит она. - Понимаете? А ваш бывший муж… Настроил Никиту против меня. Помогите!

Она цепляется за мои руки и смотрит в глаза с надеждой.

- Я мамой стану! Вы должны меня понять! Должны!

- Рита, прекрати, - прошу я. - Ты не со мной должна говорить.

- У вас внук будет! Неужели вам своего внука не жалко? Внука или внучку… А вы представьте, ребёнок будет с его глазами, с глазами Никиты. Да войдите же вы в мое положение! - умоляет она. - Вы должны!

- Должна?

- Да! Должны, как