Сними очки, ботаничка - Анастасия Боровик

class="p1">— Что там у тебя? — рядом со мной присаживается Витя. — Ничего, — потом сделаю. — Сегодня без праздничного извержения… — грустно бурчу я. — Давай сюда, — забирает он стаканчик, берет пакетики.

Я смотрю на него с восхищением, мой спаситель, пришел ради меня. Витя пытается открыть пакетик с порошком, а я хочу привлечь его внимание. На ум приходит статья, которую мы читали с Катей: «Чтобы парень обратил внимание, можно его подтолкнуть под столом». И я толкаю. Рука Вити дергается, и он просыпает немного порошка на себя.

— Мира! Аккуратней, — шипит он.

— Извини, сейчас, — принимаюсь смахивать всё с его джинсов. Вот и контакт с коленкой. Прямо как в той статье, а если пошлю ему воздушный поцелуй при всех, это будет слишком навязчиво? Что со мной происходит? Смущаюсь. — Я сам, — отстраняет он мою руку.

Катя берет салфетку и ловко вытирает ему джинсы.

— Спасибо, — мягко отвечает он ей и улыбается.

У меня остается пара секунд до внутреннего взрыва. В голову ударяет: я хочу, чтобы он улыбался только мне. Это настолько неконтролируемо, аж пугает. Что это? Почему я так реагирую? Мой взгляд скользит по Вите — его идеальный профиль с сильным подбородком, короткие темные волосы, ровный нос и симметричные розовые губы.

Мне нравится Витя.

Не просто как друг. Как парень. И я не понимаю, что с этим делать. Внутри резко затихает, уступая место страху и растерянности. Так не должно быть.

Разглядываю Катю, которая помогает ему аккуратно замешивать «лаву» для вулкана. Они делают все синхронно, понимая друг друга с полуслова. Они подходят друг другу.

— Мира, смотри, вот твой вулкан! Мы с Катей сделали, — весело говорит Клюев. Подруга хлопает в ладоши. — С днем рождения! — все поздравляют меня. Я киваю головой, улыбаюсь, но ничего не слышу. Уши глохнут, все замирает, как в замедленной съемке.

Хлопки стихают, и Афанасий, поднимая бокал с газировкой, замечает Кислову.

— О, Катюха-голова-два-уха! Ты тоже тут, — он хрипло смеется, а затем выпаливает: — А вы что, мутите с Клюевым? Че это ты к нему так прилипла? Заметила, наконец-то...

Тишину разрезает смачный подзатыльник, который Соня отвешивает любителю взболтунуть.

— Ась? Я опять что-то не то ляпнул? — невинно округляет глаза Афанасий.

Пользуясь моментом, я поднимаюсь.

— Ребят, я пока уберу вулкан... и принесу торт. Там с малиной и белым шоколадом, или с клубникой...

— О, торт, обожаю, — оживляется Афанасий. — Мира, у тебя лучший др в моей жизни, всё так вкусно, зови в следующий раз тоже. Я тебя на свое тоже позову, мы правда на речке с пацанами до победного тусим, кто первый упадет, — смеется он, а моя мама строго на него смотрит. — Не, ну там еще Сонька, она следит за ситуацией. Хотите, и вы приходите, — он галантно кивает маме.

Я умехаюсь.

— Спасибо, подумаю.

Собираю разбросанные упаковки, пролитые блёстки и сбегаю в свою комнату под предлогом поиска торта. Руки слегка дрожат. Скорее бы это всё закончилось. Скорее бы они все ушли.

В комнате становится легче дышать. Подхожу к стене, где висит таблица Менделеева, и вожу пальцем по пластику. Это мой способ успокоиться — найти логику в хаосе чувств.

Витя — углерод. Основа всего живого. К нему всё тянется, вокруг него всё строится. Катя — кислород. Яркая, необходимая для горения. Без нее углерод — всего лишь уголь. А я…

Мой палец останавливается на элементе Si. А я — кремний. Следующий за углеродом. Способен создавать прочные связи, но мои миры — из песка и стекла. Прочный, но хрупкий. Основа скал, а не жизни.

За своими химическими успокаивающими рассуждениями я не слышу, как в комнату входит Витя. Он подходит так тихо, что я вздрагиваю, только когда слышу:

— Мира…

Не оборачиваюсь, чувствуя, как сердце колотится в горле.

— Там все торт ждут, — шепчет он, упираясь руками в стену по бокам от меня, зажимая меня между собой и прохладной поверхностью.

— Сейчас принесу, — продолжаю стоять на месте, ощущая спиной исходящее от него тепло. — О чем думаешь? — Что ты — углерод, — выдыхаю я, глядя на клетку «C». — Почему? Я хочу быть кислородом, — он наклоняется ближе, и его дыхание касается моей щеки. — И кстати, в этом платье ты… просто огонь. Красное тебе очень идет.

Если бы ты был кислородом… а я — кремнием, между нами была бы самая прочная связь на планете. Та, из которой сложена земная кора. Но нет… мысленно рассуждаю я.

— Занято уже, — бурчу, вспоминая Катю в черном обтягивающем платье.

— И кем же? — произносит он грубовато, и в голосе проскальзывает недовольство.

— Неважно. — А скажи-ка, что в субботу делаешь?

Я поворачиваю голову. Его темные волосы, коротко стриженные, и внимательный взгляд заставляют меня почувствовать себя на допросе.

— С Фоминым гулять иду. Подарок обещал мне, — говорю, снова отворачиваясь к таблице.

Витя постукивает костяшками по стене.

— Надо же, даже не обманула, — убирает руки.

Мне становится пусто и холодно.

— Почему я должна обманывать? Я всегда говорю, что думаю. — Да? А я думаю, что ты врушка. Может, скажешь Диме, что ты не Слава? Раз у вас все так серьезно. — Может, и скажу… А ты почему спрашиваешь? — В субботу игра между командами по баскетболу, — начинает он. — Здорово! — радуюсь я.

— Ага. Хочу Катю позвать.

Словно капля воды, упавшая на раскаленный литий, эта фраза вызывает во мне бурную, шипящую реакцию.

— Куда позвать? — неожиданно раздается голос подруги, которая приходит в самый неподходящий момент. Мы одновременно оборачиваемся к ней.

— В субботу, баскетбол. Посмотреть на мою игру, — говорит Витя. — В принципе, свободна… А с чего такое предложение? — Катя скрещивает руки. — О, все просто. Ты мне нравишься.

У меня в ушах звенит, а Клюев продолжает:

— Меня сегодня и позвали, чтобы с тобой пообщаться. Да, Мирочка?

Он поворачивается ко мне с недовольным лицом.

— Да… это так, — говорю вполголоса. — Как понять «нравлюсь»? — Катя смотрит то на меня, то на парня, качая головой. — Обычно, как красивая девушка может нравится классному парню. Ну так что? — заявляет самоуверенно он. — Я там основной играющий. — Ладно… приду,