Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

хватятся. Смотри, осторожнее с запиской! Ответа жду здесь же, завтра после обеда. Запомнил?

Ниэльм энергично закивал. Теперь уже совсем на прощание госпожа корком разрешила себя поцеловать и сама чмокнула Ниэльма в щёку.

Ощущение важности порученного ему дела распирало мальчика изнутри. Дедушка и брат не заметили его отсутствия.

— Смотри, как я высоко качаюсь! — прокричал Веренрульд.

Качаться было тоже неплохо, но это развлечение меркло по сравнению с делом, которое Ниэльму предстояло провернуть. Он должен был дождаться удобного момента, чтобы оказаться с сестрой наедине, и это оказалось не так уж просто. Рядом с Онирис всё время кто-то находился: то батюшка Тирлейф, то дедуля Кагерд, то госпожа Розгард заглядывала, то матушка Темань. Кагерд позвал братьев на уроки, которые продлились два часа.

Время тянулось, а удобный момент всё никак не подворачивался. Ниэльм уже совсем отчаялся: восхитительный парусник уплывал из его рук! Да что там парусник... Что он скажет завтра, глядя в глаза госпоже коркому? Ведь она так надеялась на него! Он уже один раз подвёл сестрицу Онирис, неужели подведёт снова? Что о нём подумает эта госпожа офицер, очень красивая, смелая и такая правильная? Она, не побоявшись наказания от начальства, вступилась за Онирис, не дала её в обиду тому мерзавцу, который плохо о ней говорил... Ниэльм тоже вступился бы, если бы мог. Он должен был во что бы то ни стало отдать ей записку!

И он придумал, как это сделать.

— Батюшка Тирлейф, тебя зовёт госпожа Розгард, — сказал он вечером, заглянув в комнату к больной сестрице, около которой, как обычно, сидел отец.

— Да? Хорошо, дорогой, спасибо, — сказал батюшка и встал.

Он вышел из комнаты, а Ниэльм, бросившись к сестре, забрался на постель и зашептал:

— Сестрица, та госпожа корком, ну, которая в крепости сидела, велела мне передать тебе вот эту записку. Если ты сможешь, напиши ответ, я должен отдать его ей завтра после обеда в саду. А если не можешь, скажи на словах, я передам ей. Скорее, пока батюшка не вернулся!

Он ещё не закончил свою сбивчивую речь, а записка была уже в руках у Онирис. Она развернула листок, прочла, и у неё задрожали губы.

— Я напишу ответ, дай мне только вон тот карандаш...

Карандаш со столика Ниэльм успел ей подать, а вот бумагу — уже нет, потому что за дверью послышались шаги возвращающегося батюшки. Ниэльму не оставалось ничего иного, как только юркнуть под кровать.

— Где этот озорник Ниэльм? — проговорил батюшка раздосадованно. — Госпожа Розгард, оказывается, меня совсем не звала... Я нигде не могу его найти! Отец тоже его не видел.

— Позже найдётся, — сказала сестрица. — Батюшка, пожалуйста, позови матушку, пусть она мне немного почитает.

Она, конечно, понимала, что Ниэльму нужно было как-то выскользнуть из комнаты, потому и отослала отца. Как только тот вышел, Ниэльм выбрался из-под кровати и подал сестре листок бумаги из стопки, что лежала на столике.

— Постарайся зайти ко мне завтра утром, — сказала она. — Я позже напишу ответ, а ты заберёшь и отдашь госпоже коркому. Ты умница, Ниэльм! Только будь очень-очень осторожен.

Ниэльм кивнул и выскользнул за дверь. Он направлялся в их с Веренрульдом общую комнату и уже почти благополучно достиг её, как вдруг его кто-то сурово поймал за ухо.

— Это что за шутки, позволь тебя спросить, друг мой? — раздался строгий голос госпожи Розгард. — Зачем ты сказал батюшке, что я зову его?

Ниэльм запищал от боли в ухе.

— Прости, госпожа Розгард! Я просто разыграл батюшку... Я пошутил...

— Что за нелепые выходки! — возмущённо воскликнула глава семьи. — Сейчас не время и не место для глупых розыгрышей! Онирис больна, всем не до шуток. Неужели тебе нужно это объяснять?

— Прости, госпожа Розгард, я больше не буду! — пропищал Ниэльм, поскуливая от боли. Пальцы у матушкиной супруги были поистине стальные.

— В наказание ты сейчас не отправишься играть в свою комнату, а будешь сидеть в библиотеке и читать главу из древней истории Кебильхайма, — смягчаясь, молвила госпожа Розгард.

Не выпуская, впрочем, уха мальчика, она отвела его в библиотеку, усадила в большое кожаное кресло и положила перед ним на стол увесистую книгу. Открыв на нужном месте, она холеным пальцем указала:

— Вот начало главы. А вот конец. Прочитаешь внимательно, а я через час приду и проверю, что ты усвоил.

С этими словами она вышла, а Ниэльм, потирая горящее ухо, остался один на один со скучной книгой на целый час. Ну что ж, заработать парусник оказалось сложнее, чем он думал, за него приходилось и пострадать, но эта великолепная вещь того стоила.  

Продираясь через тягостную, написанную заумным и нудным языком главу, он с восхищением вспоминал госпожу коркома. Какая она вся ладная, сильная, подтянутая, как на ней превосходно сидел мундир! Ниэльму тоже хотелось когда-нибудь надеть такой... И водить корабль по морским волнам! Его рука скользнула по волосам: смахнуть всё это долой, чтобы голова стала круглая, будто бархатная, а сзади оставить косицу.

Подпирая рукой ещё не остриженную голову, покрытую копной золотистых, как у матушки Темани, кудрей, он уносился в страну грёз, полную морских приключений, а история Кебильхайма всё оставалась открытой на одной и той же странице.

К действительности его вернул звук приближающихся шагов. Ниэльм глянул на страницу и помертвел: он не осилил и половины заданного, да и то, что он прочёл, не отложилось толком в его памяти. А поступь госпожи Розгард неумолимо приближалась.

— Ну, что же, друг мой? Ты готов рассказать главу?

Ниэльм вскочил с кресла. Матушкина супруга заняла его место и вопросительно вскинула на него глаза.

— Давай же, я слушаю тебя.

Ниэльм, помявшись, начал пытаться что-то припоминать из прочитанного. Получалось плохо, он всё чаще запинался, а потом и вовсе начал безбожно врать и пороть отсебятину — лишь бы не молчать. Госпожа Розгард некоторое время слушала его с лёгкой усмешкой, потом вскинула руку, делая знак остановиться.

— Понятно всё с тобой, голубчик. Чем ты здесь вообще занимался? Главу читал или в облаках витал?

Ниэльм молчал, опустив золотую кудрявую голову. Госпожа Розгард усмехнулась.

— Значит, в облаках витал. Ну, расскажи хотя бы, о чём ты думал, если уж урок не можешь рассказать.

Ниэльм сперва не поверил своим ушам. Неужели госпоже Розгард и правда были интересны его мечты? Однако