Броуновское движение - Алексей Константинович Смирнов

нарушения Петра, в которых того заподозрила наша кафедра биологии.

Вид со спины немного огорчил: уж больно там оттопыриваются широкие, до промежности достающие, ботфорты. Они являют пустоты, и кажется, будто Петр снимает или теряет штаны, а то и вовсе с ним сзади происходит нечто досадное для правителя. И это не очень вяжется с его петушиной грудью-колесом; вообще, мне показалось, что создатель, ваяя Петра, слишком часто звал его про себя "петя, петя".

Но в целом скульптура не противоречила моим представлениям о красоте памятников, ибо этих представлений у меня отродясь не существовало, а потому и сказать мне больше нечего.

Эзотерика: деликатное рукопожатие

Временно возвращаясь в город с дачи, немало потерпев от загородных антарктических холодов, я припадал к окну электрички: город встречал меня призывными, уютными огнями тюрьмы - милые, милые Кресты!...

Впрочем, за городом не так уж и плохо, приятно приложиться к сонму дачников - проклятых, как выразился гениальный Быков, "врагом пингвина и ужа". Я потом напишу про дачу подробнее, там я сделал ряд любопытных натуралистических наблюдений. А пока скажу только, что я, отдыхаючи, времени даром не терял и читал "Апокалипсис Открытый" Сведенборга. Он меня, признаться, несколько разочаровал. Ангелы рассказали Сведенборгу, что весь Апокалипсис постигнет исключительно представителей Церкви Реформаторов - разных там лютеран, кальвинистов, любителей англиканства. А нас, православных, будто и нет. Это все равно, что Зюганову, скажем, ангел открыл бы, что Апокалипсис уготован исключительно Союзу Правых Сил. Я даже представил, как Зюганов съедает книжку со свиным удовольствием, от которой во рту у него становится сладко, но в животе от которой через пять минут делается горько - не этими ли книжками кормят его на маевках, где он только и улыбается с больным напряжением?

Короче, Сведенборг разочаровал. Везде-то в Писании, если верить ему, разбросаны Аллегории и Подобия. И не было никакого Рувима, не было Иакова, Израиля, и Чермное море было не море. Под всяким именем, под всякой травой ли, деревом или горой понимается либо Истина, либо Правда, либо их Понимание, либо Религиозное Направление.

Так, я с удивлением узнал, что под конями в Библии всегда и везде подразумевается Понимание Слова. В том числе - под Апокалиптическими. Или - непонимание Слова.

Поскольку чтение Сведенборга я упорно сочетал с прослушиванием музыки на "Маяке", у меня сложилось впечатление, что наши мастера эстрады знают больше, чем говорят в открытую. Не так-то они просты, как мне казалось. Газманов, например, обнаружил неожиданную духовную глубину, когда спел "Мои мысли, мои Скакуны" - после Сведенборга с конями эти слова наполняются совершенно иным, сокровенным смыслом. А Лещенко - тот исподволь внедряет идею о преемственности культур и религий. Он обладает тайным знанием и выдает его по крупицам. Я специально посмотрел в словаре, когда услышал у него: "Соловей Российский, славный Птах". Он еще фараонам пел, этот российский соловей, вот что я думаю теперь.

Будем дальше разбираться, почитаю Джона Ди.

Домашние хитрости

Часто читаешь, как безжалостные жены и матери пускаются на всякие штуки, контролируя количество алкоголя, отсосанного из бутылки. Пометки делают на этикетке, следят за уровнем влаги, а поднадзорные всячески ухищряются: доливают воду, беспомощно царапают этикетку ногтем, пьют не вдоволь, а так, чтобы сиюминутно не умереть.

Вот я расскажу, как надо поступать в таких случаях.

В 1982 году я, молодо-зелено, собирался в осенний колхоз. А про колхоз медицинский я уже писал: там колючая проволока, сторожевая будка, жрать нечего, а если хлебнешь чего - моментальный расстрел, да еще выгонят из будущих докторов. Поэтому я устроил себе маленькую отвальную. Дома никого не было, и я выпил полбутылки коньяка, спрятанного в баре.

А утром собрал вещички и уехал.

Через две недели матушка собрала мне передачку, полную сумку. С этой миссией она послала ко мне дядю и отчима - фигуры, о которых я тоже не раз писал. Под Павловск. Дядя с отчимом, едва шагнули за порог, сразу стали решать, что купить на скудные сбережения: немножко водки или сразу много пива. Как-то они вышли из этого положения, и даже доехали до нашей зоны.

И вот я выхожу из барака, одичавший, заросший, исхудавший. Вижу: отделенные от меня колючей проволокой стоят дядя и отчим; отчим, человек тихий, только глядит укоризненно. Под ногами - сумка с колбасой. А дядя обрушился без предисловий:

- Мудак! Ты зачем коньяк жрал? Мать экстазничала - у нее, дескать, коньяк есть! Запомни, мудак, если жрешь - жри ВСЕ! Чтобы не было потом!... А то мать расстраиваешь! У нее и без того горя по самые яйца!...

Присяга

Читаю пронинского "Мао", вспоминаю присягу.

Удивительное событие!

Совсем не помню, как я ее давал. Может быть, я ее не давал?

Нет, не давал я присягу Врача Советского Союза. Вернее, давал, но формально, без души, рыбообразными сокращениями рта. Беззвучными. Потому что у некоторых лучились глаза, а у других откуда-то даже слезы текли. До чего же странно рассудила природа - ведь и первые, и вторые были отличницы! Я, как такое заметил, мигом охрип и не мог полноценно поклясться.

А вот с военной присягой - полная труба, ее заволокло ядовитым сапожным туманом. Знаю, что это мероприятие учинили в Пионерске, есть такой городок под Калининградом. Их там похожих много - Балтийск, Гвардейск, Советск, и так далее. ФашЫстов мне любить не за что, но все-таки названия они придумывали на совесть - Пиллау, например, или еще какое. А пшенно-перловое мышление советского генералитета удовлетворилось суффиксами - военной припиской к священным понятиям. Гвардейск - как много в этом звуке для сердца русского (прусского?) слилось. Хороший глагол.

Автомата мне не дали, это точно. Мне дали деревянный макет. Ну, я и Родину защищаю соответственно. И совершенно не помню, как зачитывал текст. Неужели хором? Закорючку, которую я поставил, умышленно непохожую, я запомнил отлично. А текста и "марш перед боевой знамя части", как склонял это действо мой школьный военрук, не припоминаю.

По-моему, мы просто прошли мимо какого-то остолбеневшего памятника. И я на него равнялся: посмотрел.

Вот что меня всегда занимало: приезд на присягу родителей присягающих, желательно целыми селами. Фотографии, пикники на траве, гуляние под гармошку, набухшая коса любимой. Этот обычай почему-то не получил закономерного распространения. Родителей надо приглашать на оглашение приговора, тюремную прописку, пробное погружение. Очень много бывает незабываемых моментов.

В нашем народе вообще любят семейно пропитываться трагическими событиями - фотографироваться вокруг раскрытого гроба, например. Плясать с привизгом