Нет в лесу страшнее зверя - Маша Ловыгина

ничего. Если бы у нее было побольше времени и готовые вопросы для разговора с Валентиной Павловной, то, возможно, ей бы удалось узнать о том времени и его семье поподробнее.

Какой-то журналист, сказал Митрич. А ведь это был ее отец! Сколько дней они тогда пробыли в Ненастьево? Обрывистые яркие картинки замелькали перед внутренним взором, складываясь в затейливый калейдоскоп. Сначала точно так же на грохочущей чугунным днищем «буханке» они миновали мост и приехали на Чертову гору. Тогда здесь все выглядело совсем иначе. Собственно, это ведь и не гора была в полном смысле этого слова, а высокий холм, одна сторона которого почему-то всегда оставалась лысой. Видимо, из-за этой природной аномалии к холму и прилепилось изначально такое название, однако, факт того, что какое-то влияние магнитных волн здесь все-таки было, определенно тоже повлияло.

Дорога от моста к холму оказалась хорошо раскатанной. Ямы чьей-то заботливой рукой были засыпаны крупным щебнем. Пыль не успевала прибиться к земле из-за приличного количества машин, которые сновали туда-сюда в течение дня.

По кислому взгляду Кушнера можно было прочитать все, что он думал об их поездке и о Чертовой горе, в частности. Даже сквозь закрытые окна была слышна музыка и детские голоса, и происходящее все меньше и меньше наводило на мысли о мистике и лесной нечисти.

— Приехали, — крякнул Митрич, выворачивая автобус с дороги на поляну, где уже стояло несколько разномастных автомобилей и пара прицепов.

Кушнер бросил взгляд на Геннадия Викторовича, и тот, отложив камеру, первым вышел наружу. Приложив ребро ладони к бровям, он с интересом стал разглядывать гору, но вскоре лишь скептически усмехнулся.

За ним вылезли остальные. Полина обернулась, чтобы посмотреть на реку — от нее тянуло свежестью даже в этот теплый летний день. Подставив лицо солнцу, Полина закрыла глаза, прислушиваясь к шуму перекатывающейся через камни воды.

— А вот и московские гости! — раздался вдруг рокочущий бас откуда-то со стороны.

Полина увидела, что к ним приближается группа из трех мужчин. Вероятно, они вылезли из большого внедорожника, стоявшего чуть на отшибе.

Один из них — крупный, бритый, с мощной челюстью и короткой шеей, шел впереди. Его маленькие глаза — светлые, колючие, быстро оглядели приехавших и остановились на Кострове.

— Это вы кино приехали снимать? — спросил он у художника.

Тот смутился, кивнул в сторону Кушнера — мол, он тут главный. Лев Яковлевич протянул руку для приветствия, моментально оценив ситуацию:

— Добрый день. Режиссер Кушнер. А вы, по всей видимости…

— Барушников, — скривив тонкие губы, ответил мужчина. — Слежу тут за порядком.

— Ну мы так и поняли, — просто ответил Кушнер.

— Рассказывайте, что надо, чем помочь, — деловито продолжил Барушников.

Сопровождавшие его мужики без интереса глазели по сторонам. Один при этом курил, а второй вяло пережевывал жевательную резинку.

— Да, собственно, тут вот какое дело…

Полина отошла к Кострову, не вслушиваясь в беседу.

— Аркадий Вениаминович, я вас спросить хотела… — смущенно начала она.

— Конечно, Полиночка, — Костров сморщился, словно от зубной боли. Лицо его было бледнее обычного. Рука поглаживала грудину.

— Вам нехорошо?

— Что-то голова закружилась, — ответил он. — Дороги, разъезды… Возраст, знаете ли…

— Пойдемте к реке? Там свежее, — предложила Полина.

— Да…

Они отошли от группы и встали на краю берега. Склон был пологий, песчаный, с вкраплениями камней и сероватой глины.

— Очень красиво, правда? — Полина огляделась. — Я думала, вы возьмете с собой краски и бумагу.

— Зачем? — хрипло спросил он.

— Чтобы рисовать, — удивилась она. — Ваши картины, они такие…

— Бросьте, — отмахнулся Костров. — Я давно не занимаюсь этим делом.

— Но почему?

— Не могу, — пожал он плечами, а затем посмотрел на нее. — Что вы хотели спросить?

— Про моего отца… Помните, вы сказали, что он предсказал свою смерть? Что вы имели в виду?

— Господи, глупость какая, — усмехнулся он. — Ничего такого, чтобы вы могли обратить на это внимание.

— И все же?

— Однажды он мне сказал, что хочет только одного — умереть в собственной постели… Вся эта мистика, знаете ли, до добра не доводит.

Полина стояла, приоткрыв рот, обескураженная и сбитая с толку.

— И все?

— И все, — резко ответил Костров. — Я вам говорю правду. Именно так и сказал. А разве это произошло иначе? — прищурился он.

— Нет, но… вы не находите это странным?

— Что именно?

— Ну, что он так сказал? И потом, когда он вам это сказал? При каких обстоятельствах?

— Пустое все, — качнул головой художник. — Пустое… Не надо вам ничего этого, Полина. Вы молоды, у вас все впереди. Не думайте об этом… И вот еще что: не надо вам было приезжать сюда, — добавил Костров, понизив голос и обернувшись. — Люди здесь неадекватные, как вы могли заметить. Призраки, жертвоприношения… У меня просто голова кругом от этой ереси, честное слово! А вы это все за чистую монету принимаете…

— Но ваш сериал, он ведь…

— Сериал… — покачал головой Костров. — Чего только люди не придумывают, чтобы заработать. Вы же слышали — публика хочет страшных сказок. И одно дело понимать, что это всего лишь сказка, и совсем другое — верить в них.

Полина промолчала, а Костров быстрым шагом направился к группе, оставив ее одну.

Барушников пригласил всех в свой домик, который стоял в очень удачном месте — над рекой у самого крутого склона Чертовой горы. Идти до него было буквально пару сотен метров, и, чтобы не задерживать Митрича, вещи решено было забрать из машины сразу. Их и было-то совсем немного: главная ценность — камера — осталась в руках Геннадия Викторовича, а сумки подхватили подручные Барушникова.

— Так мне во сколько приезжать за вами? — уточнил Митрич, садясь в машину. — Вы Валентине когда обещали вернуться? Она, поди, баню хочет зарядить?

— Езжай, Митрич! Я позвоню, как со временем определюсь, — ответил режиссер. — Мы тут в надежных руках, не пропадем.

— Оно верно, только… — начал было водитель, но потом, взглянув на часы, заторопился. — Я тогда по-быстрому мотанусь, сделаю все и вашего звонка буду ждать! Мне ехать сорок минут, так что…

— Да понял я, понял, — помахал ему Кушнер и, как только автобус запылил по дороге, обернулся к Барушникову. — Тут вот какое дело, — обратился он к нему. — Вы ведь сможете нам помочь? Понимаете, мы думали, что здесь подходящее место для съемки…

— А чё, теперича не нравится? — хмуро спросил Павел. — Не нарядно?

— Шумно, и вообще…

Вся компания в этот момент разглядывала палатки на берегу, натянутые между деревьев веревки с бельем, и вдыхала запах коптящейся рыбы.

— Народ разогнать, что ли? — удивленно приподнял выгоревшие брови Барушников.

— Ох, ну что вы… это было бы слишком…