Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

Серебристо-звёздным ласковым смехом ответила Онирис, не останавливая своего танца. Крылатой белой фигурой кружилась она по кораблю, окутанная плащом струящихся золотых волос, и Эллейв, очарованная, бросилась преследовать её. Онирис игриво ускользала, осыпая палубу серебряными блёстками своего смеха, Эллейв рычала и раскатисто смеялась, ловя её. Наконец ей удалось загнать девушку-корабль в носовую часть, и они стояли друг напротив друга — ни дать ни взять хищник и жертва. Вот только у «жертвы» были очень уж озорные глаза, манящие и дразнящие, а призывно приоткрытые губы так и соблазняли, так и просили страстной ласки уст. Эллейв пожирала её восхищённым взглядом. Звериный бросок — и Онирис попалась в её руки, но не когтистые и терзающие, а нежно скользящие по её стану, обвивающие любовным объятием.

«Ты любишь меня, моя Онирис?»

«Я люблю тебя, госпожа корком...»

Эллейв с чувственным рыком впилась губами в шею девушки, пила тепло её кожи, как молоко, приникала поцелуями к голубым жилкам, погружалась в ямочку между ключицами. Руки Онирис ласкали в ответ, голова запрокидывалась, золотые струи волос реяли над палубой, а бездна над их головами роняла задумчивые искорки, которые падали в воду и растворялись в ней.

Счастье стало ветром, от которого серебристая зыбь волн превратилась в огромные, живые и мерцающие холмы — водяные горы. Это была дышащая грудь океана, живого и разумного существа, полного своих тайн, своих чудес. Корабль взлетал на вершины этих сверкающих гор, а потом с головокружительной неотвратимостью падал вниз. Онирис, обнимаемая руками Эллейв, кричала от крылатого, огромного, как этот океан, восторга: это были такие сумасшедшие взлёты и падения, что душа едва не отделялась от тела. Наверно, в реальности такой шторм непременно погубил бы их, но здесь, в пространстве сна, их безопасности ничто не могло угрожать. Живые горы воды могли быть сколь угодно огромными, а взлёты и падения корабля — сколь угодно головокружительными, действительность сна подчинялась им, служила им. Она была создана, чтобы дарить им счастье.

И с этим ощущением счастья Онирис и проснулась зябким осенним утром. Вылезать из постели не хотелось, и она попросила одушевлённый дом принести ей чашку отвара тэи прямо в комнату. Смакуя маленькими глоточками душистый горячий напиток, она воскрешала в памяти картинки и ощущения из этого удивительного, прекрасного сна. И тут же ей стало невыносимо грустно: она-то тут наслаждается отваром, а кто его подаст Эллейв там, в крепости?! Наверно, только воду ей и дают. Во сне Онирис так и не спросила её, что за недопустимые слова сказал приятель — такие, что Эллейв пришлось даже на дуэль его вызвать. Они обе были настолько поглощены друг другом и своими восхитительными любовными переживаниями, что совершенно не вспомнили о причине, по которой сорвалась их встреча наяву.

Там, во сне, Онирис действительно ощущала себя ожившим кораблём. Белоснежные одежды, белоснежные паруса... Она будто стала душой этого прекрасного судна — живой, танцующей, смеющейся и любящей. Она купалась в лучах восхищения, струившихся из жадно устремлённых на неё глаз Эллейв.

Насколько изумителен был сон, настолько опостылевшей и унылой казалась действительность. Погода испортилась, зарядил холодный дождь, и ни о каких прогулках не могло быть и речи. Матушка в своём кабинете занималась творчеством, Кагерд проводил с мальчиками уроки, а батюшка Тирлейф деликатно постучался в комнату Онирис. Она, конечно же, не могла его не впустить.

— Доченька, здорова ли ты? — осведомился он. — Ты сегодня даже к обеду не вышла...

— Всё хорошо, батюшка, я здорова, — ответила Онирис. — Просто день сегодня такой унылый, что совсем не хочется вылезать наружу.

— Да, погода скверная, — согласился отец. — Что поделать, осень...

Они немного поболтали о том о сём: о книгах, которые Онирис сейчас читала, об успехах мальчиков, о том, что у матушки скоро выходит новый сборник стихов. Онирис казалось, что отец о чём-то подозревает, просто ждёт, когда она сама признается... Ей до слёз хотелось выложить ему всё как на духу, но печать молчания лежала на её устах крепко. Её не покидало странное, зябкое и тревожное предчувствие.

Дети были уложены спать, матушка вышла из кабинета и устроилась у камина с чашкой отвара тэи и печеньем.

— Тирлейф, друг мой, — обратилась она к супругу. — Позови-ка Онирис. Что-то она сегодня целый день из комнаты носа не показывает.

— Она сказала, что хочет побыть одна, — осторожно заметил Тирлейф.

— Она целый день и была одна, никто её не трогал, — ответила Темань. — Можно хотя бы под вечер парой слов с родными перемолвиться.

Тирлейф был вынужден снова постучаться в комнату к дочери.

— Дорогая, матушка зовёт тебя.

Онирис спустилась и остановилась перед креслом матушки, которая сидела в изящной позе, озарённая танцующими отблесками янтарного пламени камина. Она всегда носила наряды с закрытым горлом, пряча шрамы на шее, вот и сейчас её украшал пышный бант шейного платка — перламутрово-розовый, из весьма дорогой ткани, заколотый брошкой с розовыми топазами. Несколько лет назад она ещё носила волосы длиной ниже талии, но потом существенно укоротила, обрезав выше плеч, и завивала пышной шапочкой. Такая причёска смотрелась мило и свежо, озорные кокетливые кудри окружали её голову крупными волнами, придавая ей сходство с цветком.

На сердце у девушки было тягостно: не любила она вот такие «беседы по душам» с родительницей. В душу ей матушка лезла очень неуклюже, совсем не деликатно, после таких разговоров Онирис чувствовала себя выпотрошенной, вывернутой наизнанку, усталой и вымотанной.

— Как твои дела, дитя моё? — спросила матушка.

— Благодарю, всё прекрасно, — кратко ответила Онирис.

— Как служба?

— Всё благополучно, матушка.

Поигрывая остатками отвара тэи в чашке, матушка задумчиво смотрела на огонь.

— Ты совсем ничего не рассказываешь мне, дорогая. Я почти ничего не знаю о твоей жизни... Кагерд сказал, что ты сбежала от них на прогулке вчера. Что за дело у тебя было?

— Мне нужно было встретиться с сослуживицей, — придумала на ходу Онирис. — Она должна была отдать мне кое-какие документы для работы, но встреча отменилась, она не смогла прийти.

— М-м, — покивала головой матушка. — Очень жаль, что встреча не состоялась. Почему бы тебе не позвать твоих коллег как-нибудь к нам на чашку отвара тэи?

— Да, пожалуй, — тихо проронила Онирис. — Прекрасная мысль.

— Вот на будущей неделе и пригласи, — сказала матушка. — У тебя есть друзья на