Ничего особенного - Людмила Лыновская

соседкой. Она живет в тридцать второй квартире. Мы уже с ней знакомы. Она нам раньше звонила по поводу этой семьи.

Затем она обратилась к Эльке:

— Покажите, где вещи ребенка, игрушки? Чем Вы кормите девочку? Где она спит?

Эля засуетилась. Но, как оказалось, показывать ей особо нечего. Кроватки у девочки не было. Она спала в прогулочной коляске без колес. Одежда, сваленная в шкафу грязной кучей, ношенная-переношенная, с гуманитарки. Еды, кроме той, что принесла Вера, не нашлось.

Пришла Зоя Федоровна и подтвердила все, что сказала Вера. Сотрудницы опеки приняли решение забрать девочку. Сначала в больницу на обследование, а потом в детский дом. Эле было наказано, прекратить пить и ждать повестку в суд. Скорее всего, она будет лишена родительских прав.

Лидия Михайловна взяла девочку на руки, а старшая попросила Элю собрать Катину одежду и принести свидетельство о рождении. Эля стала притворно причитать и шарить по шкафам в поисках документа. Но ничего не нашла.

— Ладно, пошли. Восстановим в ЗАГСе, — сказала старшая из сотрудниц опеки, так как девочка начала сильно плакать.

Женщины с ребенком на руках вышли во двор. Вера спросила:

— А можно узнать, в какой больнице Катя будет проходить обследование?

— В городской детской больнице на улице Громова, — сказала старшая, подозрительно глядя на Веру. — А зачем Вам?

— Я хотела бы купить ей одежду, лекарства, может, какие-то нужны будут.

Тем временем Лидия Михайловна с девочкой уже сели в микроавтобус. Оттуда слабо доносился плач ребенка, словно мяуканье беззащитного котенка, которого выбросили на улицу.

Вера печальными глазами проводила микроавтобус и поехала к матери.

Всю дорогу ее глаза застилали слезы. На перекрестке она чуть не попала в аварию. Не успела среагировать на машину, внезапно выскочившую из-за поворота. Вера резко затормозила. Водитель высунулся и показал ей средний палец.

* * *

— Верочка, доченька, что случилось? Татьяна Васильевна бросилась к Вере навстречу, как только она вошла в квартиру. — Почему ты не на работе и глаза заплаканные. Тебя что уволили?

— Не говори ерунды, мама? — раздраженно ответила женщина, наливая себе стакан воды. Она выпила его большими глотками, как будто выбралась к оазису из пустыни.

— А что же тогда произошло?

Вера стала рассказывать маме печальную историю девочки Кати.

Татьяна Васильевна слушала внимательно, подперев кулаком щеку и сочувственно вздыхала. Когда Вера упомянула о предложении Эли продать ребенка, Татьяна Васильевна всплеснула руками и вскрикнула: «Вот, гадина! Это же не мать, а кукушка какая-то!»

Окончив рассказ, Вера застыла на стуле, задумчиво глядя в окно. Татьяна Васильевна подошла к ней, обняла и осторожно произнесла:

— Конечно, ты молодец, Верочка, что позвонила в опеку. Но ездить туда самой не надо было. Зачем зря сердце рвать? Ты же все равно этой девочке ничем помочь не можешь. Такая ужу нее судьба. А сколько таких в детских домах? Тысячи! К сожалению, Элька не одинока. Таких матерей много. Иначе откуда бы брались сиротки при живых родителях?

Вдруг Вера решительно повернулась к матери. В ее глазах зажегся упрямый огонек. Татьяна Васильевна хорошо знала это выражение глаз дочери. Если что задумает, никто не сможет остановить, поэтому она с испугом тихо сказала:

— Ты что задумала, Вера?

— Я удочерю ее, — спокойно сказала Вера и включила чайник, как будто здесь даже нечего обсуждать.

— Кого? — переспросила Татьяна Васильевна, понимая, что вопрос этот был лишний.

— Катюшку.

— Доченька, ты с ума сошла! Зачем тебе чужой ребенок? Ты же не бесплодная или старуха! У тебя еще свои дети будут. Найдется человек тебя достойный. Обязательно найдется! Тогда и родите своего, родненького. А я нянчить буду. Я понимаю твой порыв. Конечно, жалко девочку! Но подумай хорошенько. Это же не в куклы играть. Тут со своими родными другой раз тяжело, а это чужая. Не будет слушаться — захочешь обратно отдать. А ребенку это, каково будет? А если мать начнет приходить, надоедать, денег требовать? Ребенок скажет: «Я к маме пойду!» Что ты будешь делать? А какая она вырастет? Ты подумала? Какие у нее гены? Если, как ты сама говоришь, у них в роду одни алкоголики? Вера! Прошу тебя не губи свою жизнь и мою, глядя на тебя! Ты и так замуж выйти не можешь, а с ребенком? Кто тебя возьмет?»

Татьяна Васильевна приводила и приводила доводы, торопилась убедить дочь не совершать ошибку. Она очень боялась, что не сможет уговорить ее, зная ее упертость, все делать по-своему и никого не слушать. «Нет, нет, нет! — думала она, — только не это! Господи! Не допусти! Образумь, неразумную дочь!»

— Понимаешь, мама, она сама вышла ко мне на дорогу, как будто меня искала. Моей помощи. Значит, судьба так распорядилась. Бог послал ее ко мне, понимаешь? Я не могу ее оставить. Моя это девочка.

— Господи! — причитала от безысходности Татьяна Васильевна. — Да она, наверное, не первый раз туда выползает, раз дверь эти пьянчуги не в состоянии закрыть. Какая твоя? Твоя у тебя еще впереди. А это чужая! Не придумывай ничего! Прошу тебя, доченька, не губи себя, — опять повторила убитая горем мать.

— Мама, я уже все решила. Зарплата у меня хорошая, квартира тоже, здоровье — пока не жалуюсь. Конечно, в приоритете родственники. Но, по-моему, там кроме такой же бабушки-алкоголички никого нет, кто бы захотел девочку взять. Эльке она не нужна, раз продать предлагала. Лишат материнских прав — она и рада будет, что пить можно свободно. Хотя и сейчас ей дочка не мешала. Не следила она за ней. Ничего для нее не делала. Зоя Федоровна рассказывала. Так что, с завтрашнего дня начну документы собирать, комиссию проходить, с юристом проконсультируюсь.

— Ну, Вера! Какая же ты упрямая! То вообще против семьи была! Про детей слышать не хотела! А теперь еще лучше придумала! Я с тобой скоро с ума сойду! — заплакала Татьяна Васильевна, положив голову на стол.

— Мамочка, прости, — подошла к ней Вера, села рядом, обняла ее худенькую сгорбленную спину. — Если бы ты видела! Какая она хорошенькая! Ручки маленькие, ножки крохотные. Сама светленькая, с кудряшками, а глаза голубые, даже синие. Смышленые такие! А как заплачет? Всю душу вынимает. Моя это девочка. Понимаешь. Я чувствую, что моя.

— Что ты чувствуешь?! Давно надо было замуж выходить и своих детей рожать! И было за кого! Все выбирала! Довыбиралась! Разве так надо жить начинать? Чужих детей подбирать, да еще от алкоголиков. А как начнет потом твоя девочка пить, да гулять! Генетика-то, вон какая! А старая будешь — наплачешься с ней! Будет за грудки хватать,