Нет в лесу страшнее зверя - Маша Ловыгина

ними, но с тех пор чувство вины прочно засело у нее внутри. Легче всего было признать, что мать права. А чтобы вернуть свое душевное здоровье, ей следовало прекратить фантазировать и больше не возвращаться к тому, что произошло.

Но наше подсознание умнее, чем кажется. Можно затуманить разум таблетками и уколами, но память все равно найдет лазейку, чтобы поставить перед фактом — это было… было…

— Было! — прошептала Полина, судорожно сжимая кулаки.

11

Половину воскресенья Полина посвятила уборке. Ведь даже если будешь отсутствовать всего пару дней, стоит привести свою квартиру в порядок, думала она. И руки заняты, и к печенюшкам не так тянет. Следовало бы вообще прекратить это бесконтрольное поедание сладкого и взяться за себя всерьез.

В голове, перебивая друг друга, роились разные мысли и вопросы, и Полине никак не удавалось унять этот вертлявый громкоголосый хоровод. Чтобы как-то успокоиться, она приняла душ и сделала маску для волос. Затем, навертев на голове тюрбан, полила цветы и вытерла пыль. Когда вытащила пылесос, позвонила мать.

— Что делаешь? — спросила без предисловий.

— Прибираюсь, — Полина стояла посреди комнаты и разглядывала оставленный с вечера на ковре рюкзак, отцовскую куртку, россыпь шерстяных ворсинок и клочки газеты.

— Что решила насчет ремонта? Я тут мастера хорошего нашла, недорого, кстати.

— Ничего не решила, — промямлила Полина. — Пока ничего. Когда вернусь, обещаю подумать.

— Когда вернешься? Ах, ты ж… монастырь твой. Помню, — демонстративно вздохнула мать. — Ладно, вольному воля. Приедешь, сразу отзвонись, поняла?

— Конечно, мам.

— И это… — мать вдруг выругалась и громко крикнула в сторону: «Навозу добавь под смородину!». — Давай без чудес, ладно? — обратилась уже к дочери.

Полина поморщилась, а затем неожиданно для самой себя спросила:

— Мам, скажи, пожалуйста, а ты не помнишь, с кем я тогда ездила?

— Что? Куда ездила? Когда? — голос Ираиды поднялся на тон выше.

— В Заемье… — проблеяла Полина и прикусила губу.

— Полина, — в голосе матери появились угрожающие нотки, — что опять не так?

— Нет, я просто хотела…

— Прекрати немедленно! Даже думать об этом не смей! Может, тебе опять начать пить успокоительные? Ты как себя чувствуешь? Я могу записать тебя к врачу без очереди! Или вообще в стационар положить. У тебя все равно отпуск! Вот и отдохнешь — готовить не надо! А я пока ремонтом займусь…

— Не надо, все хорошо, правда! — испуганно крикнула Полина, почувствовав, как зашевелились волосы на затылке. Схватив отцовскую куртку, она прижала ее к груди. Пальцы забегали по ткани, натыкаясь на кнопки и толстую тракторную молнию.

— А почему тогда спрашиваешь? Зачем вообще об этом вспомнила? Мало тебе было… Ты чем вообще занимаешься?! О чем ты там думаешь?!

— Ой, мам, говорю же — прибираюсь! — для пущего эффекта Полина включила пылесос.

— Да вынеси ты там все на помойку, ей-богу! Столько лет прошло. Не помню я ничего и помнить не хочу! Чего и тебе желаю. Короче, приедешь, позвони, поняла? — на другом конце провода что-то брякнуло, затем с грохотом упало. — Да елки-палки, кто ж так лопату ставит? Ты б ее в землю воткнул, что ли…

Когда раздались гудки, Полина выдохнула. Действительно, о чем она думала, когда задавала вопросы матери?! Если Ираида поймет, что в голове у дочери, то отвертеться будет уже невозможно. Чего доброго, еще и переехать к ней заставит! Спорить с маменькой — дело немыслимое и изначально провальное. Прийти к согласию можно было только путем дипломатических переговоров и согласившись на все ее условия в надежде, что она забудет об обещаниях, увлеченная новым проектом или самой собой.

Отбросив телефон подальше, словно мать могла подсмотреть за ней, Полина уткнулась лицом в куртку, вдыхая знакомый запах. Ничего, ничего… Сделав пару глубоких вздохов, она вытерла слезы и стала складывать одежду. Внезапно нащупала в одном из карманов какое-то уплотнение. Щелкнув кнопкой, заглянула внутрь и увидела знакомый корешок обложки. Отец делал журналистские блокноты по привычке, приобретенной еще в студенчестве, — разрезал дешевую общую тетрадь в 48 листов пополам. Сколько бы ежедневников не дарила ему Полина, все они торжественно водружались на стол, а затем плавно возвращались к ней для институтских конспектов. Пролистнув страницы веером, Полина нахмурилась — на внутренней стороне обложки синела надпись от руки — «Заемье».

«Вот и привет от папочки…»

При жизни отца все разговоры о той поездке были под запретом. И даже потом Полина запрещала себе даже думать о ней. Это было легко — учеба в школе, затем в институте занимала все ее время. Но запрещай не запрещай, а закрывая глаза, она вновь оказывалась в том самом дне, в том самом месте. И воспоминания эти были такими теплыми, такими восторженными ровно до того момента, когда…

…Пылесос гудел, собирая пыль. Один из газетных шаров прилип к щетке, не желая всасываться внутрь. Полина присела на корточки. Развернув, увидела короткую заметку, оборванную по краям, но обведенную такой же синей, как в блокноте, почти выцветшей пастой.

«…поиски не дали результатов… следует помнить, что болота являются опасными… без сопровождения… как и любое труднопроходимое место… Заемье таит в себе множество тайн, которые до сих пор…»

— Но я же не собираюсь что-то расследовать, — произнесла Полина вслух. — Всего лишь побыть там немного.

Варя права — все, что с нами происходит в детстве, незримо присутствует и во взрослой жизни, преследует, оказывая воздействие на каждый наш шаг. И она, Полина, чувствовала необходимость вернуться в то время, чтобы заново пережить свои эмоции, смириться с ними, принять их и, возможно, простить себе эту слабость быть другой, не такой, как остальные люди. Но внутри ее до си пор бушевало и боролось осознание того, что на самом деле она сильная и имеет право сама распоряжаться своей жизнью, не боясь последствий.

Лучше поехать в труднопроходимые и заброшенные места, чем вести тоскливую и предсказуемую жизнь — с готовностью отозвалось ее сердце.

12

Полина протерла пухлые бока рюкзака влажной салфеткой и обвела глазами комнату. Вещей она взяла немного — мало ли, места в багажнике не будет, и придется держать поклажу на коленях. Собственно, что ей может понадобиться? Резиновые сапожки на всякий случай, дождевик, полотенце, зубная щетка и смена белья. Помнится, в ту поездку с отцом, у нее тоже был лишь маленький рюкзачок за спиной, половину которого занимали книги, тетрадки и карандаши. Да еще пара футболок и расческа, которой она пользовалась от силы раз-другой, потому что даже не вспоминала о ней, увлеченная своими лесными прогулками. После того,