Нет в лесу страшнее зверя - Маша Ловыгина

встала и обняла ее. Уткнувшись подбородком в плечо, погладила Полину по спине. — Плюнь ты на всех! Делай так, как считаешь нужным. Не слушай никого!

— Кроме тебя?

— Кроме меня, да! По-моему, ты поднимаешь очень интересную тему. Детские травмы надо перерабатывать. Ну видела и видела что-то твоя девочка, подумаешь?

— Я ведь почему решила написать эту книгу? Чтобы, как ты говоришь, переработать! Я думала, что пойму, почему так долго не могу забыть эту историю. Но она все время вылезает наружу, спать не дает!

— Если спать не дает… А ты с кем-нибудь еще говорила об этом?

— Нет.

— Хм… А что она конкретно видела? Привидение? Чудовище? — Варвара понизила голос. — Или, может, испугалась чего-то эдакого… Допустим, кто-то с кем-то занимался любовью? Знаешь, в детском возрасте это может нанести прям серьезную травму! Мы вот с мужем запираемся, когда…

Полина отстранилась и посмотрела в глаза подруге:

— Дракона, Варя! Она видела дракона!

Варвара икнула, а затем расхохоталась в полный голос:

— Скороходова, я тебя обожаю! Дракон? Ну конечно! У меня самой парочка маленьких и один большой дома имеется, так что я тебя очень хорошо понимаю!

10

Варвара засобиралась домой сразу после звонка мужа. Он ждал ее у подъезда, выгуливая собаку. Перед тем как уйти, Варя минут пять гримасничала в оконном стекле, делая вид, что не хочет покидать Полину. Та стояла рядом и улыбалась, наблюдая за тем, как молодой мужчина шлет жене воздушные поцелуи и изображает поющего менестреля. Летний вечер был теплым, ласковым, и Полина вдруг подумала, что Варя с мужем наверняка пойдут домой медленно, держась за руки. А их пес, метис таксы и спаниеля, будет важно брести рядом, тряся кудрявыми большими ушами и поглядывая на хозяев умными черными глазами…

Полина положила остатки торта в контейнер, щедро отсыпала конфет и сухариков и вручила подруге.

— Спасибо тебе, Варь! Не знаю, что бы я без тебя делала…

— А я? — тут же парировала подруга. — Ты мой луч в темном царстве, Скороходова. Я же псих, а ты на меня благотворно влияешь.

— Да ты само спокойствие и благоразумие, Варя!

— Ой, не скажи. Иногда так уматываюсь, что хочется встать посреди площади и заорать во все горло.

— Что заорать? — испуганно спросила Полина.

— Не что, а как. Громко, в полную силу. Чтоб в ушах зазвенело. Ты же знаешь мой темперамент! Это ведь не злость, а… — Варя прижала к груди пакет с гостинцами. — В каждом из нас есть нечто такое, что мы прячем ото всех. Ма-а-ленький зверек такой. И иногда его надо выпускать на волю, чтобы продышался. Мне повезло с мужем, Поль, он это понимает.

— Да, Варь, очень повезло, — вздохнула Полина.

— Я очень-очень хочу, чтобы ты встретила такого человека, который бы тебя понимал. Но чтобы это произошло, тебе самой следует разобраться в себе. Поезжай, дорогая. Проветрись. Проорись там за меня как следует, в этих своих лесах. И дракону привет передавай! — поцеловала она Полину в щеку и выскочила за дверь.

— Передам… — тихо ответила Поля, прислушиваясь к звуку шагов Вари и радостному лаю ее собаки.

В запасе у Полины оставались почти сутки, чтобы принять окончательное решение. Раздумывая, она занялась уборкой, вдруг решив пройтись «по верхам». На антресолях, кроме журналов и книг, нашелся старый отцовский рюкзак с походной амуницией. Вывалив все в кучу посреди комнаты, Полина села на пол и вдохнула пыльный запах, сквозь который пробивались еще ароматы сухой травы и ночного костра.

Разбирая содержимое, она нашла китайский литровый термос с царапинами на боку, две потемневшие металлические миски, слипшийся дождевик и старые овечьи чуни. Их Полина помнила особенно хорошо — когда она приходила к отцу, то стаскивала их с батареи и натягивала вместо тапок. Да, шерсть свалялась и пестрит залысинами, но теплее и уютнее их не было ничего на свете. Надо же, оказывается, отец их так и не выкинул.

Внутри чуни были набиты скомканными газетами. Видимо, таким образом отец хотел защитить тапки от моли. Но современная моль стала настолько всеядной, что газеты ей уже нипочем, да и типографская краска, наверное, уже не настолько ядовита, чтобы справиться с надоедливыми насекомыми.

Также в рюкзаке лежала свернутая брезентовая куртка с засаленными карманами, насквозь пропахшая табаком. Прижав ее к лицу, Полина замерла, чувствуя, как к глазам подкрадываются слезы. Наверное, не стоило ворошить воспоминания, а наоборот, следовало прислушаться к матери — сделать хороший ремонт, впустить в свою жизнь что-то новое и светлое. Но разве сама она не состоит из того, что было с ней? И разве можно вычеркнуть все то, от чего так болезненно щемит сердце?

Вздохнув, она вдруг отчетливо поняла, что эта поездка нужна ей позарез. И не важно — с кем и как она попадет в Заемье. Ничего страшного не произойдет, даже если ей придется оказаться там в одиночестве. Всего лишь несколько часов, возможно день, в окружении воспоминаний и в поиске вдохновения. У нее есть деньги, чтобы ни от кого не зависеть, и время, чтобы посвятить его себе. Вернуться в детство, к Шуше. К девочке, которую как она ни старалась, но так и не смогла забыть. Вернуться в то место, где она впервые испытала самые сильные чувства — восторг, страх, ужас и… любовь.

Если заявиться в гостиницу к назначенному режиссером Кушнером часу, то, возможно, удастся получить место в автобусе. Она готова приютиться в уголочке и помогать чем угодно. А если, все-таки, не получится, то тогда она отправится на автовокзал и поедет сама. Когда-то ведь надо становиться самостоятельной, в самом деле?

После того, как она приняла решение, на душе сразу же полегчало. Полина не представляла, что ей может потребоваться из вещей — та поездка с отцом «в поля» была первой и последней. Следующее лето она провела на море, под Ялтой, у родственников матери. Но воспоминания об этом были скудными и размытыми. Море, разумеется, было красивым, еда, кажется, вкусной, но на фоне таблеток и постоянного полусонного состояния все это прошло мимо. Разговоры полушепотом, кривые взгляды — вот, пожалуй, и все что запомнилось.

Через пару недель после возвращения отношения между родителями перешли в стадию холодной войны. Единственное, что Полина поняла — тогда в Ненастьево с ней случился нервный срыв. Такой, что потребовалась помощь психиатра. Взбешенная мать рвала и метала, обвиняя отца, что он забил голову дочери россказнями о том, чего нет, и поэтому детская психика не выдержала. Полина даже не пыталась встревать между