Сними очки, ботаничка - Анастасия Боровик

И я вижу, как он проводит рукой по своим темным волосам, явно довольный своей гениальной, по его мнению, шуткой в такое сложное для меня время. Но я молчу — сейчас он мой единственный гарант безопасности.

К нам подходит Фомин и начинает меня разглядывать с беспокойством:

— Ты не ушиблась?

Я неловко отстраняюсь от его осмотра, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. Мой голос становится неестественно сладким и тонким:

— Нет, все хорошо.

Смотрю на Витю, а он на меня — точно так же, как тогда в раздевалке. Ему чертовски интересно, чем закончится этот спектакль. Или ему все-таки нужно сочинение по литературе в обмен на молчание?

— А почему уходишь так рано? — продолжает допрос Фомин, и впервые во мне вспыхивает раздражение к нему.

Шел бы уже танцевать. И, видимо, мое лицо выдает всю гамму чувств, потому что он беспокойно спрашивает напрямую:

— Ты не передумала насчет завтра? В четыре у фонтана?

Хром тебя возьми, Фомин!

— Не-е-ет, конечно, — блею я, судорожно перебирая пальцами. — Просто подруга плохо себя чувствует, уйти надо было.

— А может, познакомишь меня заодно со своей подругой Викторией, которая знает три языка… английский, русский и китайский, вроде? И бегает еще постоянно.

Я кашляю, давясь собственным враньем, и смотрю на Витю. Он, кажется, буквально читает меня как открытую книгу. Его глаза не просто блестят — в них вспыхивает тот самый опасный, хищный азарт охотника, который уже учуял слабину. Он продолжает молчать, и в его молчании сквозит такая мощная, всепонимающая насмешка, что мне хочется провалиться сквозь землю.

— Нет, она ушла... пешком... Я за ней вот иду.

— Может, все-таки убежала, а не ушла, — едва сдерживая улыбку, дразнит Клюев.

— Митя, иди к нам, смотри, что тут у нас есть, — кричит Стрельцов.

Я замираю, зажимая пальчики на руках в немой надежде, что все они наконец-то куда-нибудь уйдут. Никогда еще я так искренне не желала Стрельцову здоровья, радостей и пятёрок в дневнике, как в эту секунду.

— Тогда до завтра, Слава, — говорит Митя и, наклонившись, целует меня в щёку.

Мир сужается до точки. Его губы, теплые и мягкие, касаются моей кожи всего на секунду, но ее достаточно, чтобы внутри все перевернулось. Это мой первый поцелуй. И он смешан с всепоглощающим, удушающим чувством стыда и обмана. Сжало где-то в горле, в висках стучит, ладони ледяные и влажные.

Митя уходит, зовя за собой Клюева. Но тот не спешит. Его взгляд скользит по моему раскрасневшемуся, растерянному лицу, и он добивает меня простой фразой, произнесенной с непередаваемой смесью иронии и какого-то странного понимания:

— Неужели до сих пор… Да уж. Ладно, будешь мне должна.

И почему-то я уверена, что он не про литературу.

Глава 6. Подружка

Меня душит страх, я отчаянно вырываюсь и убегаю в густой, тёмный лес. Ветви деревьев хлещут по лицу, оставляя на коже жжение и болезненные следы. Сзади слышен тяжёлый, ритмичный топот, который становится всё ближе. Их много, и я чувствую, как холод и ужас пронизывают всё моё тело. Я спотыкаюсь о корни, падаю, но тут же вскакиваю и снова бегу, осознавая, что это не просто побег — это охота. Я — их добыча.

Люди в безликих белых масках движутся слишком быстро, слишком слаженно, как одно существо. Они настигают меня, и холодные пальцы впиваются в плечи, пригвождая к земле. Я пытаюсь вырваться, но их хватка стальная. Один из них, стоящий впереди, наклоняется ко мне. Он медленно и властно снимает маску.

Перед глазами — знакомые черты. Тёмные волосы, спадающие на лоб. Лёгкая насмешка в изгибе губ. И ледяные, пронзительные голубые глаза.

Витя Клюев усмехается, глядя прямо мне в лицо, и его голос звучит тихо, но с убийственной чёткостью: «Ты должна мне. Должна. Я знаю, кто ты. И ты знаешь. Проснись и помни».

Я резко сажусь на кровати. В ушах ещё звенит его голос, а перед глазами стоит его лицо. Это был не просто кошмарный сон. Это было напоминание, что теперь он знает мою тайну.

С трудом дохожу до ванной, чтобы освежить лицо прохладной водой. Она обжигает кожу, смывает липкий пот. Смотрю на своё отражение: бледная кожа, тёмные круги под глазами, испуганные серые глаза и светлые растрёпанные волосы. Выгляжу как привидение.

Мама заходит ко мне, внимательно смотрит, поправляет халат, и я замечаю, как её пальцы машинально тянутся к моим испорченным прядям. Она пытается их расплести.

— Мира, ты похожа на взбесившегося пуделя. Почему волосы не помыла вчера? — выносит вердикт.

Я вздыхаю и отвожу взгляд. Объяснять это всегда непросто.

— Ну, я хотела ещё немного походить кудрявой, — бормочу я, с ужасом глядя на свои некогда красивые волосы.

Да уж, зря я оставила кудри на всю ночь, надеясь, что они останутся прежними. Хорошо, что линзы сняла, иначе к моим синякам добавились бы ещё и красные глаза.

— А ты можешь сделать кудри?

Мама приподнимает бровь, и в её глазах вспыхивает знакомый огонёк интереса.

— А зачем тебе это?

Лучше бы промолчать, но сама я причёску себе не накручу. Снова придётся врать. Может, не идти с Митей гулять? Но вчера я пережила столько испытаний и стресса, что сегодня чувствую себя готовой ко всему. Нужно только разобраться с Витей Клюевым и выяснить, чего он хочет. Эта неизвестность тревожит меня больше, чем встреча с Фоминым. Так, думай давай, Мирослава. Сегодня суббота, обычно он идёт на площадку играть в баскетбол после третьего урока, около двенадцати часов. Уроки отменили, но он точно не откажется попрыгать.

— Доченька, ты опять думаешь о чём-то своём? — волнуется мама.

— А сколько времени сейчас? — спрашиваю я.

— Одиннадцать тридцать пять минут, а что?

— Что? Как так? Я проспала! — вырывается у меня с паникой. — Мама, мне нужно срочно уйти, — дочищаю зубы и пытаюсь выйти из ванной. — В час, нет, в два я вернусь, и ты меня накрутишь.

Мама смотрит на меня с недоверием, скрестив руки на груди.

— Мира, куда ты собралась? Что происходит? Ты что, на свидание?

Мозг лихорадочно пытается придумать убедительное объяснение.

— Нет, я отправляюсь в музей палеонтологии вместе с научным сообществом, — бросаю я