Моя маленькая Ведьма (СИ) - Андрей Арсланович Мансуров

Разумеется, они знали, что я уже видел… Что происходит с живой женщиной, если она попадает к…

Ну и что мне оставалось делать?

Марвин надеялся только на то, что женщина ещё не может читать у него в подсознании так, как уже навострилась Дильфуза. Иначе его наглая ложь сделает только хуже.

— Если ты думаешь, тварь, ведьмий прихвостень, что разжалобил меня рассказиками о своей "несчастной судьбе", ты сильно ошибаешься!

А приятный у неё голос. Несмотря даже на то, что она пытается подпустить туда побольше жёлчи и яда. Да и радует то, что она хоть что-то сказала. Марвин не стал форсировать, приводя доводы рассудка и новые аргументы. Сказал только:

— Да, я — ведьмий прихвостень. Раб. Производитель. Зато девушка осталась жива. И сейчас в изоляторе выкармливает моего второго сына.

Я смог убедить Комиссию, что её дети — перспективны.

— Да?! Ты — жалкий слюнявый говнюк! Трусливый приспособленец! Сексуальный маньяк, пытающийся перетрахать всех доступных баб! Убила бы, если б могла!..

Глядя, как она, сжавшись в комочек, и закрыв лицо ладонями, рыдает, Марвин подумал, что женщина не так уж неправа — иногда он, в минуты депрессии, и сам так про себя…

— Ты что — пытаешься эту дуру, как и остальных своих "подопечных" — "приручить"?

— Ну… — Марвин замялся, — Не то, чтобы приручить… А просто сделать её существование здесь хоть в какой-то мере осмысленным.

— Ха-ха-ха!.. — словно раскалённые иглы вонзаются в его мозг. Потому что смех, даже издевательский и саркастический, в исполнении Дильфузы — опасен. Она — видит его "натуру", — Кому ты лапшу пытаешься!.. Она — и правда: дура! Глупо пытаться обращаться с ней, как с разумным партнёром. Не в коня корм!

Марвин прикусил губу. Он и сам уже знал, что женщина — Рона — не отличается излишним интеллектом. Но ему не это от неё нужно, а — здоровое потомство. С усиленными ментальными способностями.

— Я не пытаюсь, если ты об этом, втереться к ней в доверие. Просто хочу, чтоб её отрицательные эмоции не вредили будущему развитию плода! Чтоб наш ребёнок не был…

Врагом для неё!

— Поражаешь ты меня своей душевной простотой, господин "главный экстрасекс". Ты же можешь просто приказать ей полюбить себя. И она сама раздвинет ножки, и будет, как принято говорить, счастлива, что ты снизошёл… А что делаешь ты? Ждёшь и терпишь, выслушивая оскорбления и ругань?

— Да. Это — ничего. Пара дней нам погоды не сделают. А если оплодотворение будет происходить на добровольной, так сказать, основе — оно будет качественней. — Марвин и сам уже не слишком-то верил затасканному, и сотни раз повторенному аргументу.

— Чушь! По-твоему выходит, что когда четверо здоровенных жеребцов входят, и привязывают эту идиотку за руки и за ноги к кольцам, это — не насилие над личностью. А зато когда ты, щёлкнув пальцами, прикажешь ей до безумия влюбиться в твою подлую морду, и самой кинуться под тебя, постанывая от вожделения — это — насилие!

— Ну… — он запнулся было, — Да. Я же не виноват, что она при моём прикосновении, даже пальцем, сжимается каждый раз в комочек, и начинает орать как резанная, рыдать, и биться в истерике.

— Ага, он не виноват… — Дильфуза избавилась от остатков одежды просто: кинула похожие на ниточку гипюровые трусики сверху кучи всего остального, — А кто виноват? Я, что ли? Это ведь ты предложил Конклаву именно такой способ. План — целиком твой. Конклав-то до этого не заморачивался всякими сложностями: просто пускал туда, где засел очередной отряд Сопротивления, в их Бункер, "пушечное мясо" — да побольше.

А когда кончались запасы "съедобного мяса" — просто высылал разведчиц на поиски очередной группы отсиживающихся.

— Верно. В первые годы Конклав так и делал. — Марвин почувствовал себя уверенней. Тут-то его логика — неопровержима, — И куда это вас привело?

На это Дильфуза даже не возразила, забравшись вместо ответа под простыню, и призывно помаргивая огромными чёрными глазищами, и недвусмысленно облизывая пухлые чувственные губы с изящным изгибом линий. Марвин вздохнул, снял штаны:

— Больше половины мертвяков пропало из-за такой глупой "лобовой" тактики.

Причём — абсолютно впустую. Люди просто сжигали наше "мясо" из огнемётов. И закапывали то, что осталось от трупов. И присыпали известью. И теперь нам эти мясные ресурсы недоступны. Что это, как не расточительство со стороны любимого Конклава?

А других выживших, если вспомнишь, и так практически не осталось. Ну, на нашем континенте. А перебираться на соседний, да ещё без гарантий… Глупо.

Дильфуза обнажила остренькие зубки в ехидной ухмылочке:

— Какой ты всё-таки циничный и прагматичный гад. За нас он, якобы, "переживает"! Конформист…уев. Ладно, хватит делать вид, что тебе жаль всех на свете. И вот прям всё на свете ты делаешь для "нашего Блага"! Иди, работай! Тебе надо вести "регулярную" половую жизнь.

Чтоб "держать сперматозоиды в активной форме"!

Сегодня обошлось без четверых "здоровущих жеребцов", привязавших бы оплодотворяемую к стальным кольцам в кровати.

Женщина даже не пикнула. Просто отвернула лицо, когда Марвин, сопя, забрался на неё. Он подумал, что в-принципе сейчас — самое оптимальное время. Её яичники — как раз в активной фазе. Нужно постараться.

Старался Марвин примерно полчаса — даже три раза сменил позицию, и закончил так, как шансы были наилучшими — "а ла ваш". Некстати мелькнула мысль о том, что это только человек развернул партнёршу лицом к себе. Остальных млекопитающих секс вполне устраивает так, как предусмотрела Природа…

Когда судороги оргазма утихли, и он отвалился, женщина снова застонала. Отвернулась, свернулась комочком. Рыдания как обычно сотрясли уже не такое хрупкое благодаря хорошей кормёжке тело. Слушая всхлипывания и ощущая, как трясётся кровать, Марвин мысленно усмехнулся: уж он-то видел… Что женщина рыдает не потому, что унижена, или ей больно — всё это они проходили в первые три раза! — а потому, что считает, что так надо. Рыдать. Потому что, как ни крути, "честь поругана".

Он, если честно, давно порылся в закоулках того, что она называла своей душой.

И — опять-таки, если честно! — ничего выдающегося или оригинального там не нашёл. Устаревшие принципы, или так называемые моральные устои — почти как у пуританки. (Недаром же она оказалась девственницей — кто бы из парней или мужчин, ценящих себя и своё время, согласился "уламывать" такую, когда вокруг полно доступных, буквально кидающихся на шею, женщин и девок — "сексуальная свобода", мать её…)

Весьма ограниченный кругозор: кроме работы — она преподавала язык