Князь: Попал по самые помидоры 18+ - Гарри Фокс

«Только бесславный боится дождя. Только верный моряк штурмует грозные океаны».

Годфрик на секунду замер, переваривая это.

— Мне кажется, Вы немного не знакомы с религией, господин, — осторожно заметил он. — У них там в основном про… э-э-э… рассол и ярость. Никаких морей и океанов.

— Не важно! — парировал я, разгоряченный собственным красноречием. — Главное — идти вперед! «Я лучше захлебнусь в кровавом море, чем буду ждать благоприятной погоды!» Сквиртоник — мудрый бог!

— Ага, — флегматично ответил Годфрик, почесывая затылок. — И надеюсь, Вы не станете его фанатиком. А то у нас и так проблем хватает. Кошколюдки, суккубы, тетка-нимфоманка… Теперь еще и квашеная капуста с божественной яростью. Мне мой покой дорог.

— Мир никогда не будет прежним, Годфрик! — с пафосом провозгласил я, указывая рукой в сторону невидимой столицы. — Вперед! К новым безумствам!

Годфрик лишь тяжело вздохнул, с тоской посмотрев на свой почти пустой бурдюк с вином. Ему начинало казаться, что самые спокойные дни его жизни остались далеко позади.

Глава 37

Тактика и прошлое. Хрум-хрум

В княжеской палатке, пропахшей дымом костра, кожей и тревогой, было тихо. Я сидел на складном походном стуле, уставившись в грубо сколоченный стол, где лежала карта, испещренная тревожными пометками. Рядом, поджав ноги на другом стуле, сидела Лира. Её обычно игривый розовый хвост сейчас нервно подёргивался, биясь о ножку стула с равномерным, беспокойным стуком.

— Моя хорошая, — прервал тишину, я провел рукой по лицу, чувствуя нарастающую усталость. — Есть идеи? Голова уже пухнет. Силы небесные, ну почему всё всегда так сложно?

Лира лишь подавила тихий, похожий на кошачье фырканье, звук. Её ушки прижались к голове ещё сильнее.

— Никаких, — пробубнила она, уставившись в пол. Её боевой дух, казалось, испарился вместе с уверенностью в нашем превосходстве. — Они слишком быстры. Слишком сильны.

— Слишком стремительно приближается армия Эрнгарда, — подтвердил я, тыча пальцем в карту, — что аж нашим разведчикам приходится скакать на трёх конях с пересадками и порой передавать информацию с помощью магических сигналов. И то не успевают. Кажется, они не спят. Не едят. Просто движутся вперёд.

— Видимо, они заручились божественной поддержкой, — мрачно заметила Лира, подёргивая носом. — Несут вонь за собой… сквирт, кислятину и безумие.

— Ага, — я буркнул себе под нос, а дальше начал рассуждать вслух, бессмысленно водя пальцем по линиям предполагаемого фронта. — Я тоже, блин, заручался. И что? Получил нимфоманку-богиню, которая меня просто поимела. Их армия больше нашей в разы. Хватит ли у нас сил остановить этот стальной каток? А если мы будем отступать? Они догонят всё равно, они же, похоже, и усталости не знают. А если…

Мои мрачные размышления прервал тихий вопрос Лиры:

— А что разведчики говорили о них? Именно о них? Не о численности, а о… состоянии?

Я оторвал взгляд от карты, вспоминая донесения.

— Говорили, что они безумны. Что часть их армии дохнет по дороге — убивая друг друга в пути по глупым причинам или просто падают замертво, сердце не выдерживает. Они как зомби, но очень, очень злые зомби. Движимые одной лишь яростью.

Лира замерла. Её хвост перестал биться о стул и застыл в воздухе, лишь самый кончик с белой кисточкой мелко подрагивал. Её глаза, изумрудные и обычно такие хищные, стали сужаться, в них загорались огоньки не стратегического гения, а какой-то кошачьей, озорной и опасной догадки.

— Ааа, — она протянула этот звук, медленно поднимаясь со стула. Её ушки распрямились и насторожились. — Я поняла!

— Да? — Я улыбнулся, почувствовав прилив надежды, и потянулся, чтобы погладить свою кошечку по голове. — Тогда говори, моя гениальная мурлыка. Не томи.

Лира подошла к столу, её гибкий палец с острым коготком ткнул в условное обозначение вражеской армии.

— Они сильны. Они быстры. Они яростны. Но они — идиоты, — выпалила она с внезапно вернувшейся уверенностью. — У них нет тактики. Нет мысли. Есть только один импульс: «Вперёд! Крушить!»

Она обвела меня взглядом, и на её лице расплылась та самая хищная, знакомая ухмылка.

— Так давай сыграем с ними, как я играю с клубком ниток. Мы не будем их останавливать. Мы будем их… возглавлять.

— То есть? — я не совсем понял.

— Мы отступаем. Но не просто так. Мы отступаем, оставляя за собой… самое вкусное. Самый большой, самый соблазнительный клубочек. Мы отведём их туда, где им будет не до нас.

— Куда? — я уже начал догадываться, и моё сердце учащённо забилось от абсурдности и гениальности зарождающегося плана.

Лира хищно щерилась, обнажая острые клыки.

— Прямиком в земли барона Отто фон Кракенфельда. Пусть его «непобедимое» ополчение первым ощутит на себе «божественную ярость». А мы посмотрим, кто кого. И пока они будут выяснять отношения, мы ударим с флангов. Или просто посмеёмся с холма. Или и то, и другое.

Я смотрел на неё, на её горящие азартом глаза, и медленная, широкая улыбка растянулась и на моём лице.

— Лира, ты… ты гений! Это же идеально!

— Естественно, — мурлыкнула она, гордо подняв подбородок. — Я же твоя Первая Мурлыка. Теперь давай готовить самый вкусный и дорогой «клубочек» для наших гостей. Пусть побегают.

Внезапно мир поплыл. Это было не похоже на те всплески памяти, что бывали раньше — не поток образов и информации, а физическое ощущение. Пол под ногами перестал быть твердым, краска на карте поплыла и смешалась в буро-зеленую муть. Я почувствовал, как моя голова стала невесомой, а тело — ватным.

— Артур? Мой господин? — голос Лиры прозвучал как будто из-под толстой воды, полный нарастающей паники.

Я видел, как её рука потянулась ко мне, увидел её широко раскрытые, испуганные глаза. Но я уже не чувствовал её прикосновения. Её пальцы прошли сквозь мою руку, словно сквозь дым. Я был призраком в собственной палатке.

— Ли… — попытался я сказать, но мои губы не издали ни звука.

Палатка, Лира, карта — всё это закружилось в вихре и растворилось в ослепительной белой вспышке. Меня вырвало из реальности и швырнуло куда-то ещё.

Земля под ногами снова стала твёрдой, но теперь это был не утоптанный грунт, а полированный мрамор с замысловатой инкрустацией. Воздух пах не дымом и потом, а воском, цветами и дорогими духами. Я стоял в незнакомой мне роскошной комнате. Высокие стрельчатые окна с витражами, гобелены на стенах, массивная дубовая мебель.

И я видел… себя.

Моложе. Лет четырнадцати. Неуклюжий, долговязый подросток в немного мешковатом, но дорогом камзоле. Его лицо было лишено той циничной ухмылки, что стала моей второй кожей. Вместо неё — робкая, смущённая улыбка и горящие любопытством глаза.

Напротив него, прислонившись к резному