Глеб и Аврора. Брак по расчету - Олег Ростов

вновь, соединялись в своей страсти и желании. Я, наверное, никогда не смогу насладиться им. Буду всегда голодная и одержимая им. Его сильные руки и ненасытные губы. Я выпивала его до капельки, как и он меня. Я умирала в его руках и вновь возрождалась. И когда под утро мы с ним успокоились, я чувствовала сладостное чувство во всём теле. Губы мои были припухшие от его поцелуев, как и моя грудь, которую немного ломило от его ласк, то нежных, то грубоватых.

Несмотря на то, что поспать удалось совсем мало, утром я проснулась сразу, стоило Глебу встать с кровати.

— Ты чего проснулась? Спи.

— Не хочу. Хочу с тобой побыть.

Тоже соскочила, сбегала в душ и быстро привела себя в порядок. Позавтракали. Глеб собирался. Вроде поездка деловая, но он надел джинсы, шнурованные высокие ботинки, теплую рубашку, камуфляжную куртку с капюшоном. С собой Глеб брал кейс с документами, как я поняла, а также рюкзак. Приехала моя свекровь. Посмотрела, как Глеб собрался. Положила ему в рюкзак ещё вещи.

— Мам, ты чего? Как будто я на год уезжаю.

— Твой отец всегда брал запасные носки, бельё, свитер.

Потом она вышла из кабинета Глеба. Вернулась с консервами. Принесла тушёнку, каши разные с мясом, консервированные овощи. Тоже положила в рюкзак.

— Мам, это уже перебор! — Глеб был явно не довольным.

— Сынок, там тайга. Повторяю тебе, и твой отец, и дедушка, когда туда ездили всегда брали с собой всё это. Консервы это сухпай, как они говорили. В тайге всякое может случиться. А ресторанов и столовых там нет.

— Мама, мы до места на вертолёте полетим. А не пешком пойдём.

— Ничего. Полетите, значит полетите. Если ничего не произойдёт, консервы назад привезёшь или на прииске оставишь. А лишний запас карман не тянет. Твой дедушка, один раз в тайге три дня провёл, у них что-то с вертолётом случилось, пришлось делать вынужденную посадку. Вот так-то.

Потом приехал Стив с дядей Колей и их людьми из службы безопасности. Стив был одет в камуфляж. Штаны, куртка, вязанная шапочка. У него тоже был рюкзак и ещё ружье в чехле.

— Стив, а ты чего пушку свою взял? Пистолета мало?

— Говорят там охота классная. Может получится расслабиться, если уж едем туда!

Со Стивом приехала пожилая женщина и девочка лет шести.

— Мама, Аврора, — обратился к нам Глеб, — это мама Станислава, Нина Федоровна и его дочь, Юля. Пока нас нет, они поживут в Усадьбе.

Мы познакомились. Мне очень понравилась девочка. Её глаза светились любопытством и восторгом, когда она разглядывала интерьер особняка.

— Как красиво! — Сказала Юля. В руках она держала красивую куклу. Как позже я поняла это был подарок ребёнку от моего мужа.

Глеб улыбнулся: — Уверен, тебе здесь понравится, принцесса.

Я сопроводила мужа до аэропорта. Самолет был частный. С Глебом помимо Стива, летело ещё несколько мужчин и одна молодая женщина. Некоторые мужчины были одеты также как и мой муж со Станиславом. А некоторые, в том числе и женщина по дресс-коду, то есть деловые костюмы. Я всё время держала мужа за руку. И чем ближе подходило время расставания, тем сильнее у меня начинало колотиться сердце. Наконец, все прошли контроль. Со мной оставался только Глеб. Он обнял меня, поцеловал в губы, потом в глаза и в макушку.

— Будь умницей, Аврора. И жди меня домой. Уверен, что приеду очень соскучившимся.

Я вцепилась в него и молчала. Все слова застряли у меня в горле. Просто смотрела на него, словно пыталась впитать черты его лица, его глаза, его губы, запомнить тепло его рук.

— Аврора, мне пора. — Он погладил меня ладонью по щеке и повернувшись пошёл в глубь терминала. Я молчала и смотрела ему вслед. Вот он оглянулся. На его лице была улыбка. Он помахал мне. Я в ответ. И вот он скрылся. Сколько я так стояла и смотрела вслед мужу, не знаю. Из оцепенения меня вывел голос охранника.

— Аврора Валентиновна, нам пора. Нужно возвращаться.

Я словно очнулась. Посмотрела на мужчину, кивнула ему.

— Да, Вы правы. Нужно возвращаться и ждать. Он обязательно ко мне вернётся…

Ксения

Глеб сегодня улетел по делам холдинга. Вроде всё нормально. С ним полетели люди из службы безопасности, аудиторы и ещё кто-то. Сказал, что вернётся через неделю. Почему тогда на душе так тревожно? Дочка толкнулась ножками. Положила ладони на живот. Ты чего толкаешься, крохотулька моя? Или тоже что-то чувствуешь? За дядьку своего переживаешь? Он хороший, очень хороший. С ним всё будет хорошо. Вот почему он такой упёртый? Ведь дядя Коля просил его повременить. Нет. Точно, как осёл или баран, упрётся и ничем его не сдвинешь. Хотя чего ты на Глеба так говоришь? Сама то лучше, что ли? Тоже вредная. Данилу всю кровь свернула и нервы вымотала. А он ведь любит. А ты Ксюша, любишь? Или только, как всегда, играешь в любовь? И с Рене что-то совсем плохо. За него тоже душа болит. Странно, когда он был здоров, то я за него не переживала. Относилась больше, как к хорошему знакомому, хотя и спала с ним. Правда не часто, как он того хотел, когда прилетал в Москву. Отказывала ему ссылаясь на разные причины. Играла с ним как кошка с мышкой. Тем более, видела, что он влюблён по уши и готов был ради меня на всё. Выполнить любой каприз. А когда с ним случилась беда, сердце словно ухнуло в бездну. Главное не умирай. Живи. Пусть ничего у нас не будет, но ты живи.

Ночью спала плохо. Дочка часто толкалась так, что живот ходуном ходил. Встала вся разбитая и не отдохнувшая. Смотрела на себя в зеркало. Да, Ксюша, подурнела ты. Где твой макияж? На меня из зеркала смотрела какая-то не адекватная дамочка. Бледная с ненормально блестевшими глазами, под которыми были темные круги. Ох, доченька, тяжело ты мне даёшься в последнее время. Всё же надо привести себя в порядок. Зашла в душ, разделась. Опять посмотрела на себя в зеркало. Боже, какой живот большой. Вымылась. Высушила феном волосы и уложила их. Поработала с лицом. Убрала круги под глазами. Пока занималась собой вспомнила о дяде Петре. Что же ты, сволочь, прицепился ко мне? Ничего, дай срок. Мне бы только нормально доченьку родить, я потом с тобой мерзавец разберусь.

В обед