Человек государев - Александр Горбов

он полез на крышу, только не как обычный человек. Если бы не видел своими глазами, то никогда бы не поверил — его, то есть мои, ладони прилипали к синей стенке вагона, как у ящерицы. И он спокойно полз вверх, крепко держа саквояж в зубах.

Через несколько секунд Захребетник уже был на крыше. Переложил саквояж в руку и, словно на прогулке, пошёл в сторону хвоста поезда. Он даже насвистывал что-то весёлое, изредка оборачивался, смотрел на всполохи огня в горящем вагоне и посмеивался.

— И чему ты радуешься? — Меня страшно разозлило его поведение. — Ты ведь специально устроил пожар, да?

«Я ничего просто так не делаю, — усмехнулся Захребетник. — Если уж тебя обнаружили, то надо было запутать того, кто послал этих дураков. Пусть теперь ломает голову, сгорел там ты или это его человек. Думаю, неделю мы точно выиграли».

— А ничего, что я сам чуть не сгорел?

«Ерунда! Чуть-чуть костюмчик попортили, ничего страшного. Купим новый, как до Орла доберёмся».

Он поставил саквояж и стал демонстрировать, что испортился только сюртук.

«Упс!»

Из прожжённого кармана Захребетник вытащил несколько обгорелых бумажек. Вернее, ассигнаций, выданных мне дядей.

— Замечательно! Ничего страшного, говоришь? Новый купим⁈ А на какие шиши мы в Тулу билет брать будем?

«М-да, нехорошо получилось. Вроде в саквояже ещё деньги были».

— Там совсем мелочь,

Несколько секунд помолчав, он радостно заявил:

«Да и ладно! Всё к лучшему. Одежду возьмёшь попроще, билет — самый дешёвый. Среди простолюдинов ты будешь привлекать меньше внимания».

Пока мы с ним спорили, пожар в вагоне потушили, а поезд уже подъезжал к какому-то городу.

«А вот и Орёл».

Захребетник подхватил наш багаж, подошёл к краю крыши и шагнул в пустоту. Мягко приземлившись на землю, он посмотрел вслед уходящему поезду и спокойненько направился в сторону города, насвистывая и беззаботно размахивая саквояжем.

Глава 4

Карты, полтины, саквояж

У меня на руках оставалась пиковая дама, валет червей и две шестёрки, козырная и бубновая.

— Ходи, Гриша, не тяни.

Мой противник поморщился, раздумывая, какую карту кинуть. Вагон в очередной раз качнуло, и на соседнем ряду лавок на руках у крестьянки заорал младенец. А в дальнем конце вагона пьяненький мастеровой затянул жалостную песню. Я вздохнул, стараясь не скривиться. Третий класс, что ещё здесь можно ожидать? Но выбора особого не было — денег хватило только на него. Да и Захребетник был прав: наследника бояр Скуратовых в таком неподобающем месте искать точно не будут.

— Гришка, ходи, не мямли!

Рыжий Григорий наконец решился и выложил на чемодан, выполнявший роль игрального стола, восьмёрку червей.

— Бью, — я бросил сверху валета.

— А вот так?

Гришка ухмыльнулся и шлёпнул по чемодану пиковым валетом.

— А этого сударя мы немножечко женим, — усмехнувшись, я накрыл его валета пиковой дамой.

Студенты, к компании которых я прибился в дороге, разразились хохотом. Среди них я не выделялся ни одеждой, ни возрастом, и легко сошёл за своего.

— Бито, — Гришка сгрёб карты и отодвинул в сторону.

— Михаил, ваш ход, — студент, сидевший рядом со мной, легонько ткнул меня в бок локтем. — Покажите Григорию, как надо выигрывать.

— Пожалуйста. Раз, — я выложил бубновую шестёрку.

В глазах Гришки мелькнула радость. Но прежде чем он отбил карту, я выложил козырную шестёрку.

— И два.

— Ха! — студенты хохотнули. — На погоны, Гришка!

Проигравший кинул свои карты на чемодан и заковыристо выругался. Впрочем, нисколько не обидевшись — за время дороги мы все успели «остаться дураками» по много раз. Тем более что играли не на деньги, а на щелбаны.

Кстати, это тоже один из плюсов вагона третьего класса для низкой публики. Сядь я играть в синем вагоне первого класса с какими-нибудь дворянами, наверняка бы продул кучу денег. А моём положении разбрасываться деньгами нельзя никак.

— Ну что, господа, — один из студентов взялся лихо тасовать колоду, — ещё партейку?

Я покачал головой.

— Сейчас Тула будет. Мне выходить.

По очереди пожав руки студентам, я подхватил свой тощий саквояж и стал протискиваться к выходу. Спотыкаясь о чемоданы и баулы, которыми был заставлен проход между деревянными лавками, я кое-как добрался до двери как раз к тому моменту, как поезд подъехал к вокзалу.

Паровоз затормозил, громко лязгнули сцепки между вагонами, а на меня навалилась толстая тётка, то ли небогатая купчиха, то ли лавочница. Она громко ахнула, с трудом устояв на ногах, прижалась ко мне монументальной грудью и со значением подмигнула.

Не-не-не, такого «громадного» счастья мне и даром не надо! Чтобы боярский сын позарился на купчиху, да ещё и лет на десять старше⁈ Увольте, господа! Даже умирая с голоду, я не буду марать родовую честь и становиться «приходящим мальчиком» у подобной особы. Так что я сделал вид, что не понял намёка, отодвинул тётку плечом и проскользнул ближе к выходу.

Едва поезд остановился и проводник распахнул дверь, я первым спрыгнул на перрон и прищурился от яркого солнца. Наконец-то! Надеюсь, я не зря сюда ехал.

Отдуваясь и сопя, с двумя корзинами в руках из вагона спустилась купчиха. Кинула на меня обиженный взгляд, гордо вскинула тройной подбородок и ледоколом потопала через толпу.

Я не стал спешить, оглядываясь вокруг и пытаясь сориентироваться в незнакомом месте. Прямо передо мной возвышалось белоснежное здание вокзала, с надписью «Тула» и гербом в виде золотого двуглавого дракона, символа Российской державы. Туда-то, в огромные двери, и ломились сошедшие с поезда пассажиры. Ну, кроме высокородной публики, которая ехала в первом классе, — для них имелся отдельный вход с бдительным швейцаром у дверей.

Эх! Я едва сдержал вздох: год назад мы отцом ездили к родне в Самару и тоже пользовались всеми этими привилегиями. А теперь мне приходится изображать непонятно кого без рода-племени. Но лучше так, чем лежать мёртвым со всеми почестями.

Дождавшись, когда схлынет толпа, я вошёл в вокзал. Обогнул очередь к кассам и двинулся через огромный зал, наполненный гулом голосов. И через пять минут вышел с другой стороны здания на привокзальную площадь.

— Поберегись!

Мимо меня, будто специально глумясь, прогрохотал вагон конки, запряжённый четвёркой лошадей. В окне вагона какой-то мальчишка выпучил глаза и показал мне язык. Опоздал, опоздал!

Впрочем, если бы я даже спешил, то вряд ли смог уехать на конке. Вагон был забит под завязку, и даже в дверях