Прислушайся к музыке, к звукам, к себе - Мишель Фейбер

°°°

Перечитывая последний фрагмент, я засомневался, считала ли Эва упомянутую песню Dead Can Dance самой трогательной из всех. Правда ли это? Кажется, я не замечал, чтобы она проливала над ней обогащенные пролактином слезы.

Впрочем, она тоже редко плакала.

Пылесборник, который зря занимает место

Среди подарков, которые я дарил Луизе на день рождения, была семидюймовая виниловая пластинка под названием Wildfowl Calling: Peter Scott Introduces The Virtuosos Of The Wild Chorus, выпущенная шестьдесят лет назад лейблом His Master’s Voice.

Она старая, по крайней мере по меркам молодежи. Но ее нельзя назвать редкой и дорогой или причислить к тем, которые представляют на аукционах интерес для анонимных миллионеров, повернутых на Элвисе и The Beatles. Питер Скотт был орнитологом и защитником дикой природы, и на пластинке мы можем услышать его описания птиц и запись издаваемых ими звуков. Сложно представить, чтобы у многих людей – и тогда, и сейчас – часто возникало желание послушать (в монорежиме) кряканье горного гуся, крики хохлатой пеганки, обыкновенной гаги, свиязи и так далее. Я даже не знаю, сколько раз Луиза проигрывала подаренную мной пластинку. Один? Два? Два, пожалуй, уже перебор. Это вещь, которая какое-то время занимала плоский кусок пространства в виде квадрата со стороной семь дюймов в моей квартире, а теперь – аналогичный кусок пространства у нее дома.

Под «вещью» мы обычно подразумеваем предмет одежды или интерьера. В английском языке этому соответствует слово stuff, происходящее от старофранцузского глагола estoffer – обеспечивать необходимым, экипировать. В свою очередь, этот глагол происходит от древневерхненемецкого stoffōn, а тот – от протозападногерманского stoppōn – наполнять, блокировать, забивать. Мой родной язык, нидерландский, за долгие века развития отдалился от английского. Нидерландское слово stof означает (среди прочего) «пыль». Поэтому когда я слышу, что люди не знают, что им делать со всеми их вещами – stuff, – у меня в голове возникает картинка, как они ведут безнадежную борьбу с пылью.

В каком-то смысле так оно и есть.

°°°

Раньше музыка была явлением эфемерным, чем-то, что нельзя потрогать. Но с тех пор как мы научились записывать и воспроизводить ее, промышленность неустанно пытается нас убедить, что музыкой нужно владеть. Наша культура стремится экипировать нас, обеспечить всем необходимым.

И музыка – тоже необходимость.

°°°

Музыка – необходимость?

Кто-то может возразить – руководствуясь скорее эмоциями, чем научными данными, – что пение Ареты Франклин действительно необходимо. Но даже если это правда и прослушивание композиций в ее исполнении каким-то образом улучшает жизнь, владеть – не значит слушать. Многие из нас владеют музыкой, к которой обращаются редко или вообще никогда не слушают. А музыканты и вовсе известны тем, что не хранят дома собственные записи. Они редко помнят, какие песни с какого альбома, а порой им трудно воскресить в памяти названия, которые они когда-то дали своим произведениям. Артисты живут своей жизнью и делают новую музыку, им недосуг собирать виниловые пластинки, кассеты, компакт-диски и BD (все это к тому же надо где-то хранить). Можно сказать, они как те птицы, которым ни к чему хранить семидюймовую пластинку с записью птиц под названием Wildfowl Calling.

Так в чем же был смысл моего подарка?

°°°

Смысл есть, и не один.

Во-первых, виниловая пластинка – физический символ того, что я помню и праздную тот день, когда родилась моя любимая женщина. (Каждый день в Великобритании покупаются и вручаются тысячи таких символов в виде открыток, несмотря на то что в большинстве своем они очень быстро оказываются в мусорном ведре, а ведь ради их производства рубили деревья!)

Во-вторых, на обложке пластинки размещена фотография Питера Скотта, которая помогла Луизе освежить воспоминания о нем (он был ее дядей).

В-третьих, пластинка была выпущена в 1962 году, когда Луиза была еще очень молода. Слегка пожелтевшая картонная обложка, пахнущая старой бумагой, в потрепанной ламинации, со старомодными рисунками птиц, а также устаревшим шрифтом одновременно говорит о том, какая она старая, и возвращает нас в прошлое.

Кроме того, любое пополнение в коллекцию винила Луизы поддерживает ее веру в то, что это увлечение еще живо. В наши 2020‐е проигрыватели превратились в удел чудаков. Луиза до сих пор слушает винил, хотя не брезгует и компакт-дисками, и роликами на YouTube. Разумеется, подаренная мной пластинка с криками диких птиц не может значить для нее столько же, сколько пластинки из детства, сформировавшие ее как личность. Но, получая время от времени новую пластинку, Луиза думает о своем проигрывателе как о вещи, которой она до сих пор иногда пользуется, а не как о пылесборнике, зря занимающем место.

И таким образом многие области ее прошлого – личные, семейные и социальные ассоциации с пятью десятилетиями музыкальной истории – могут восприниматься скорее как живые, чем мертвые.

°°°

В моей коллекции имеется выпущенная в 1970 году пластинка прогрессивной группы Van der Graaf Generator под названием The Least We Can Do Is Wave To Each Other. Я купил ее в Австралии еще подростком, и мне досталась версия, записанная на лейбле Philips, а не на оригинальном британском лейбле Charisma. Пластинка редкая, но не то чтобы безумно ценная – на Discogs доступен только один экземпляр в удовлетворительном состоянии по цене 26,50 фунта. Для сравнения, канадская версия обошлась бы вам в 93,74 фунта.

Однако у моего экземпляра имеется «добавленная стоимость». В ноябре 2005 года я взял пластинку с собой на фестиваль Crossing Border в Гааге, где выступали Van der Graaf Generator, недавно воссоединившиеся после двадцати семи лет молчания. Оказавшись за кулисами, я раздобыл автографы всех четырех участников. Они нацарапали имена под фотографиями себя в юности.

Несколько росчерков синей ручкой не изменили того факта, что я редко ставлю эту пластинку. Но обложка напоминает мне о том часе, который эта группа, моя жена и я провели в гримерке в ожидании, пока припозднившиеся Mercury Rev закончат свой наискучнейший сет, чтобы я мог объявить о выходе Van der Graaf, и шоу продолжилось.

С точки зрения эмоций за этот час много чего произошло, и дело было не только в неожиданных всплесках энергии раздраженных музыкантов, не ожидавших, что им придется ждать выступления чуть ли не до полуночи. Я полагал, что напряжение, витавшее в воздухе, вызвано эгоистичным нежеланием Mercury Rev покидать сцену, однако выяснилось, что музыканты и без того были на грани. «Сосредоточьтесь, сосредоточьтесь», – бормотал Питер Хэммилл, когда страсти совсем накалялись. Оказалось, что