Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

(Лянка Грыу): «Не верю в случайность. Все, что с нами происходит, — результат нашего осознанного выбора. Каждого из нас». То есть это мы плохие и наш осознанный выбор нерадивых властей, а не упыри, берущие в заложники детей.

Однако продюсеры Цекало и Мишин — мастера своего дела и привлекают к разработке стремных идей элиту: одного из двух лучших на сегодня сериальских сценаристов Олега Маловичко, ветерана постановочного ремесла Нурбека Эгена и несравненного по харизме Кирилла Пирогова, да еще и в паре с Вадимом Мишуковым (действующий переговорщик и новый муж героевой жены). Результат напоминает позднесоветское кино, в котором за основу бралась заведомая адская чепуха (бригада отказывается от премии, русская радистка успешно бегает от гестапо с двумя младенцами, летное начальство направляет в бой половину личного состава, чтоб натаскать недоучек-новичков) — но в разработку отдавалась лучшим производственным кадрам, которые насыщали базовый бред таким количеством эффектных поворотов, здравых суждений и психологических тонкостей, что заставляли в него поверить. Так и с «Переговорщиком». Какие-то крестные отцы ритуальных услуг, их случайно сломавшие основание черепа дети, самосжигающиеся блогеры-стримеры — на все это без Пирогова и серии отточенных под него реплик невозможно было бы смотреть без слез.

Фильмы о переговорщиках («Медиатор», например) обычно делаются мизантропами для мизантропов — потому что этим тихим и выдержанным спецам приходится иметь дело с тремя самыми раздражающими категориями граждан: злодеями-психопатами, амбициозными силовиками и истероидными заложниками, которых нервному зрителю иногда хочется перебить всех вместе, вопреки сверхзадаче. Так его нервы еще и направляются в нужное русло: виноват, оказывается, ты сам и допущенные тобою к управлению чудовища.

Ну конечно, кто ж еще.

Не сценаристки же с журналистками и не продюсеры-невозвращенцы.

Такое даже и предположить неловко.

А что это за девочка и где она живет? «Сны Алисы», 2023. Реж. Андрей Джунковский, Илья Овсенев

В белых снегах стоит город с ракетным полигоном и отравленной атмосферой. Продвинутые дети рвутся сбежать оттуда в лучшую жизнь, но родители не дают. Зомбированная мама сутками пялится в телевизор и озаряется светом только при очередном запуске. А девочке Алисе снятся сны с кровью на снегу и распятыми другими девочками.

Вот какие еще вводные нужны зрителю, чтобы смекнуть, что перед ним не мистический триллер, а злобный пасквиль на Богом забытую Россию, где вся надежда на девочек, ибо мальчики прокляты новой идеологией за брутализм и абьюз? Имя «Алиса» тотчас будит ассоциации с Зазеркальем, где снег, темно, уродливо и похищают нежных крошек, как царь Ирод перспективных младенцев, — только играет ее тридцатилетняя актриса Гвасалия, потому что взрослых смен с черными кляксами кошмаров для подростков-актрис не потерпит ни одно законодательство планеты. В то время как новая критика глуха к иносказаниям и занята обсуждением сходства со скандинавским нуаром и генеалогии подростковых ужастиков. Кажется, один редактор «Сеанса» Степанов понял, о чем речь (браво, питерская школа!), но из деликатности написал в «Уикенде» уклончиво.

Былые шашни с Netflix'ом явно довели продюсеров Никишова с Федоровичем до цугундера. С началом боевых действий они ушли в годичный затвор, а по выходе принялись интенсивно шутить про валенки, скрепы, реактивную печь и главу Роскосмоса (начальственного недоумка из «Кибердеревни» звали Барагозин, уржаться). Космос с ракетами не дают им покоя и здесь — как и тьма, зима, девичьи украшения в виде пятиконечных звезд и все прочее, что связано в недружественных глазах с Россией (медведя не предлагать, надоел).

Ориентация на чужой спрос бросается в глаза. Программная женская доминанта выражена в борьбе подруг с женской сектой огнепоклонниц, растворенной среди населения, — тогда как редкие мужчины истязают падчериц, растлевают школьниц, лечатся от запоев и терпят оскорбления Алисиной мамы, инспекторши уголовного розыска (обязательная фигура евро-детективов). Темные хвойные леса стеной стоят на пути беглянок. Жители трепетно ждут общегородского праздника с переодеванием в рогатую нечисть — что гораздо более характерно для унылой американской провинции, чем для нас. Считалка Фредди Крюгера со стуком мяча об пол из алисиных снов — тоже экспортная: наше поколение «Кошмара на улице Вязов» уже на пороге пенсии, а новым это название не говорит ничего.

Посреди фильма авторы, убоявшись черной метки иноагентов, резко обнуляют ракетные пуски, токсичную вселенную и нездоровые намеки и начинают имитировать подростковый хоррор. Актриса Гвасалия забывает, что играет малолетку, и включает низкие обертона и материнские интонации в общении с мелкотой. Амплуа травести ломается у нее на длинном пробеге вдоль белой стены: пластика у тинейджерш и взрослой крепенькой дамы довольно разная, а взять школьницу-дублершу режиссеры не сообразили.

С Овсенева и Джунковского спрос невелик: восемь серий подряд им приходится держать в уме хищение детей, бесовские гульбища, переток во вселенную снов, перспективное программирование девочек на взрослые сатанинские ритуалы и прочую хтонь, роящуюся в голове сценаристки Волковой.

С Волковой тоже спроса нет, потому что она, как и все девочки, явно воображает себя Алисой с паранормальными способностями видеть будущее, бить обидчиц лбом в пятак и визгом вышибать перепонки санитаров психлечебниц. Тут не до логических связей в сюжете.

Продюсерский контроль за происходящим на экране уже к четвертой серии теряется напрочь. Параллели с Россией забыты, призраки скальпированных девочек обещают плохое, влюбленные подростки убивают растлителей-отцов, а пожилые ведьмы целятся спицами в глаз — и все это не спойлер, потому что фантазия сценаристки не укротима никем, и подобных штук она способна выдумать по сту на серию.

Дельные артисты Ворожцов, Розин, Вилкова и Екамасова, похоже, неоднократно спрашивают себя: «Что я здесь делаю?» — но выражение раздраженной остолбенелости на лицах идет сериалу только на пользу.

Продюсеры, судя по «Кибердеревне» и «Волшебному участку», с головой ушли в антиутопический фольклор, и достать их оттуда будет непросто.

Режиссеры должны быть рады уже тому, что наконец-то развязались со всей их концентрической чертовщиной.

А критику не дает покоя актерский вопрос: «Что я-то здесь делаю, если не девочка, не прорицатель и не иноагент?»

Сгинь, чертовщина, сгинь.

Это бяка-закаляка кусачая, Я сама из головы ее выдумала «Черное облако», 2023. Реж. Карен Оганесян

У Филиппа Янковского (психотерапевт) ангельское терпение и голубые глаза пройдохи, в которых без остатка тонет сиюминутное желание прибить пациентку Олю или на крайняк пороть ее в два ремня на пару с коллегой, и чтоб вопила.

У Юрия Колокольникова (папа Оли) два метра росту, с которых он гулливерски взирает на мельтешню смертных и готов их терпеть, даже дочь.

У Евгения Гришковца (патологоанатом) явно не все дома, и ему радостно, когда вокруг такие же, — особенно если