Ост-фронт. Новый век русского сериала - Денис Горелов

Вне зоны досягаемости абонента все, кому положено, восстановят астральную связь с родственниками, а кому не положено, сойдут с ума.

Мыслящий океан окажется болотом.

Точка просветления — адищем с нежилым монастырским скелетом.

Поженить «Солярис» со «Сталкером» — кому ж из российских богоискателей о таком не мечталось.

Этюд удался, все свободны.

Скорбный труд «Сказки Пушкина. Для взрослых», 2021. Режиссерская группа п/у Михаила Зыгаря[42]

Переход к сериальскому формату мягко убивает протестное кино.

Ибо революционный пафос требует нагнетания и нагнетания, как душно, муторно, токсично и невыносимо жить в этой стране — но то, что приемлемо в течение ста минут экранного времени, совершенно не заходит на длинной сериальской дистанции. Мухи, псы, теплотрассы, облезлые храмы, тетки в сапогах, актриса Ауг в любом виде, мрак, сугробы, алкоголь и раззолоченное казнокрадство — в малых дозах хоть и удручают, но съедобны. На протяжении 8 х 50 — не работают никак.

Оттого без всякого треска, а со слабым запрудным хлюпом ушли на дно сериал «Топи» и сериал «Выжившие», не задели никого осовремененные «Мертвые души» и толпой унылою и скоро позабытой пройдут по астралу герои актуализированных сказок Пушкина.

Мотором постановки стал публицист Зыгарь, автор выдающегося труда «Империя должна умереть» с ничтожными отсылами в современность. Книга многое объяснила в 1917-м, нарисовав массовое предощущение новой веры, новой культуры, новой морали и новых общественных отношений — которую и реализовал архиталантливый человековед Ульянов-Ленин. Любые же параллели с новым веком отражали в сегодняшней России ноль революционной ситуации, ибо страна желает не нового, а непройденного старого: правил, устойчивости и буржуазного спокойствия (порукой чему — совершенное отсутствие за двадцать лет новых громких имен в музыке, литературе и кино; а сколько ж их было в семнадцатом!). Возможно, горькое осознание этого и привело Зыгаря к сказкам.

Русский мир в его исполнении безнадежен. Уже на титрах мультипликационный Пушкин, аки Моисей, ведет Балду, попа, чертей, рыбаков и рыбок по полям, Петербургу, Парижу, Нью-Йорку и, наконец, по мрачной современной Москве, где происходит ядерный взрыв, после чего за Пушкиным в скафандре шагают уже неандерталец, милицейский чин в противогазе и зеленый человечек с РПГ.

Сказки апокалиптичны. Если у Пушкина еще случались приличные, хоть и бессловесные горемыки, новый лад — это мир душевных калек, бесстыжих потребителей, на которых деньги, кокс и возможности сыплются прямо с неба. Рыбак — курортный жиголо, завлекающий в сети неюных золотых рыбок. Мертвая царевна — сторчавшаяся на вечеринках дочь олигарха. Семь богатырей — наркозависимые в лечебнице. Салтан — племенной царек, ведущий орду в набег на продмаги после ядерной зимы. Балда — честный малый, оказавшийся на поверку лишь кошмаром ополоумевшего вора. Есть, правда, Царевна-Лебедь, живущая подальше от бедствующих плебеев на складе со жратвой — но она носитель европейски продвинутого сознания и презирает весь четвероногий мир людей, как и ее автор сценарист Золотарев (см. фильмы Ф. С. Бондарчука «Притяжение» и «Вторжение»). Его сюжет «Салтан» как раз и венчает картину сценами пост-ядерного возмездия, набегов, интриг за кусок жратвы и изгнания дурочки, замыслившей отвлечь гопника Салтана отцовством от посттравматического психоза и захватнических миссий (притом слово «белка» повторяется четырежды с таким репризным нажимом, что не покидает ощущение: авторов по-прежнему смешат слова «киска» и «многочлен»). Судя по финальному бегу Лебеди и дурочки по бесконечному тоннелю подальше от жвачных — идея эмиграции светлоликих уже громогласно заявлена авторами, и билет в один конец им в руки.

Итого: все вокруг беспросветно, людей нет, одна ботва, элиты самопожираются, а носители ценностей (и, заметим, тайного склада со жратвой) страшно далеки от народа.

И что, этот портрет должен увлечь зрительскую массу? Явить скорбную картину национального ничтожества и порадовать секту осознанием своей избранности? И кто-то с таким отношением к людям — рыбакам, балдам и богатырям — здесь революцию собрался делать? Империю шатать?

Ленин бы за такое поставил двойку и послал учиться в Лонжюмо.

Впрочем, если революция — не догма, а бизнес-проект, все становится на свои места. Фильм снят, выпущен и поддержал чье-то материальное положение.

Революция, если помнить отцов-основателей, всегда была популярна в денежных кругах.

Прикол же! Белка же! Пушкин — негр в скафандре!

Нет, смотреть все равно не будут. Российский зритель, который любит прикалываться, уже понятия не имеет, кто такой Пушкин.

Что осталось на трубе «В Бореньке чего-то нет…», 2021. Реж. Никита Власов и «Квартет И»

Из года в год «Квартет И» по-доброму убивал добрую сказку. Но по-доброму. Но насмерть. Сказку про легкий хлеб круглосуточного балабольства («День радио»). Сказку про сладкую жизнь из белого рояля, дю флопе и секса с Жанной Фриске, царствие ей небесное («О чем говорят мужчины»-1, 2, 3). Наибольшим успехом пользовалась смерть самой плоской сказки, в которую давно никто не верит, но смеются в сотый раз, как в первый, — про честных начальников («День выборов»).

Теперь изверги покусились на святое: сказку про фабрику грез — про которую тоже давно известно, что там все со всеми, одни евреи и очень много пьют, но очередное подтверждение только обрадует.

Кино — заколдованное место, которому не мешает вторичность. Шутки про салат «Мимоза» и про запой артиста, про Павла Деревянко в роли Павла Деревянко и про кто здесь еврей (все), и вот эти дырчато-рябые, почти всем знакомые внутренние стены «Мосфильма» — все уже побывало даже в мультфильме (высшая степень узнавания), песня из которого звучит на титрах и автору которой А. С. Зацепину скоро исполнится сто[43].

Это бородатый анекдот, которому все натужно смеются, чтоб не обидеть премьера, а он, окрыленный, рассказывает еще. Это жены, знающие, что им изменяют со всеми, но никогда не уйдут, хотя лучше б уже ушли. Это волшебство, которое начал убивать Ромм, продолжил Веллер и закончил Леонид Сергеев песней «Вы можете орать тут хоть до ночи, а пленку я давно истратил всю» — но даже те, кто ничего этого не читал и не слышал, знают, что где-то уже было[44]. Дежурно смотрят и дежурно плюются, обвиняя постмодерн во вторичности. А авторы, зная, что все равно прикопаются, шутят про одно и то же в шестой и восьмой раз.

Дивная страна, где про каждого можно сказать «феерический… удак» и ни разу не ошибиться (да, да, и о том, кто это написал, тоже).

Музыка из «Восьми с половиной» венчает каждую серию, но ее не опознает никто — лишь один, читавший в интервью, что