Империя боли. Тайная история династии Саклер, успех которой обернулся трагедией для миллионов - Патрик Рэдден Киф

Однажды Артур сопровождал его на обходе, и они подошли к койке молодой женщины, которая страдала прободной язвой желудка. Язва была окружена абсцессом, и когда Артур обследовал пациентку, он видел, что непосредственной опасности для нее нет. Но главврач объявил: «Я прооперирую ее в четверг».

Встревоженный тем, что эта необязательная операция может подвергнуть жизнь женщины риску, Артур обратился к ней напрямую, указав, что для опасений нет оснований и ей следует выписаться из больницы. Он говорил, что она нужна своим детям, равно как и мужу. Но Артур не счел себя обязанным раскрыть пациентке истинный источник своей озабоченности: подобный поступок рассматривался бы как серьезное нарушение протокола и субординации. Женщина выписываться не пожелала. Тогда Артур обратился к ее мужу. Но и его не удалось убедить забрать супругу из больницы. Многие люди, не имеющие медицинского образования, склонны доверять опыту и суждению врачей, вверяя докторам свою собственную жизнь и жизни близких. «Профессор сказал, что будет оперировать, – пусть оперирует», – ответил Артуру муж женщины.

В назначенный день «ангел смерти» стал оперировать пациентку. Он прорвал стенку абсцесса, и женщина умерла. Можно ли сказать, что карьерные устремления ослепили Артура, не дав ему понять, что́ стоит на кону? Если бы он нарушил субординацию и вступил в открытое противостояние с «ангелом смерти», возможно, ему удалось бы спасти жизнь. Артур до конца дней сожалел о том, что допустил ту операцию. И все же, как он потом рассуждал, «медицина – это иерархия[90], и, вероятно, таковой ей и следует быть».

Помимо груза ответственности, связанного с медицинской карьерой, у Артура были и другие сомнения. Хватит ли жизни практикующего врача, чтобы удовлетворить его? Профессия доктора всегда казалась залогом финансовой стабильности. Но, с другой стороны, во время Великой депрессии в Бруклине были врачи, бедствовавшие настолько, что торговали яблоками на улице[91]. И, если отставить в сторону материальное благосостояние, оставался вопрос психологической и интеллектуальной стимуляции. Не то чтобы Артур всерьез представлял себя художником – это слишком непрактично. Но в нем была сильна предпринимательская жилка, он питал живой интерес к бизнесу, и никакие принесенные медицине клятвы не могли этого изменить. Кроме того, во время учебы в медицинской школе он заполучил очередную подработку, на сей раз в качестве копирайтера в немецкой фармацевтической компании Schering[92]. Артур открыл для себя, что из всех многочисленных талантов особенно хорошо ему давался один: умение продавать людям вещи.

Глава 2

Сумасшедший дом

Когда Мариэтта Лютце прибыла в Нью-Йорк из Германии в 1945 году, казалось, обстоятельства были против нее. Для этнических немцев в Соединенных Штатах это был, мягко говоря, не самый лучший период. Всего пару месяцев назад Гитлер застрелился в своем бункере, когда советские войска лавиной ворвались в Берлин. Мариэтте было 26 лет[93], когда она – высокая, стройная, аристократичная кудрявая блондинка с яркими веселыми глазами – приехала в Америку. Она уже успела стать врачом, получив диплом и докторскую степень в Германии во время войны, но по прибытии в Новый Свет узнала, что ей придется пройти две интернатуры[94], прежде чем она сможет сдать квалификационный экзамен. Поэтому она устроилась на работу в больнице в районе Фар-Рокуэй в Квинсе. Адаптироваться к новой жизни было нелегко. К недавней иммигрантке, говорившей с выраженным немецким акцентом, относились скептически. Еще больше сомнений вызывал сам вид женщины-врача. Когда Мариэтта начала стажироваться в Фар-Рокуэй, никто не воспринимал ее всерьез – ни пациенты, ни сотрудники отделения неотложной помощи, ни ее собственные коллеги. Во время обходов ей свистели вслед[95].

Она усердно трудилась, находя свою работу изматывающей, но интересной. И у нее даже появилась пара друзей – два молодых интерна из Бруклина[96], которые оказались родными братьями. Их имена были Рэймонд и Мортимер Саклеры. Старший, Мортимер, был словоохотливым и жизнерадостным, с заговорщицкой улыбкой, вьющимися волосами и пронзительными темными глазами. У младшего, Рэймонда, глаза были зелеными, шевелюра – более светлой и уже начавшей редеть на темени, а черты лица и манеры – более мягкими.

Как и Мариэтта, братья начали учиться медицине за пределами Соединенных Штатов. По завершении подготовительного курса в Нью-Йоркском университете Мортимер, а вслед за ним и Рэймонд подали заявления в медицинскую школу. Но в 1930-е годы многие американские медицинские учебные заведения установили квоты на число студентов-евреев, которые могли в них поступить. К середине тридцатых более 60 % абитуриентов американских медицинских школ были евреями, и этот дисбаланс побудил власти ввести резкие ограничения[97]. В некоторых высших школах, например в Йеле, документы абитуриентов-евреев помечали буквой H[98] – от Hebrew, «еврей». Мортимер, который первым предпринял попытку поступления, обнаружил, что фактически попал в черные списки в связи со своей национальностью. В Соединенных Штатах не нашлось медицинской школы, готовой принять его. Поэтому в 1937 году он поднялся на борт теплохода[99], купив самый дешевый билет, и отправился в Шотландию, чтобы учиться в Медицинском колледже Андерсона в Глазго. Через год его путь повторил Рэймонд.

Многие американские евреи, лишившись доступа в университеты в собственной стране, получали медицинское образование за границей. Но в том, что Саклеры, покинувшие Европу всего парой десятков лет ранее, чтобы искать счастья в Соединенных Штатах, уже в следующем поколении были вынуждены вернуться в Старый Свет в поисках равного доступа к образованию, присутствовала некая извращенная ирония. Обучение и пребывание Рэймонда и Мортимера в Шотландии было оплачено их старшим братом. Жили они бедно, в съемной квартире, где было холодно, поскольку уголь для отопления распределялся по карточкам, и питались в основном консервированной фасолью. Но оба брата полюбили шотландцев за их человеческую теплоту[100] и остроумие. Правда, надолго они там не остались: после того как Германия в 1939 году вторглась в Польшу, братья были вынуждены прервать обучение в Шотландии, и в итоге для них нашлись места в Мидлсекском университете[101] в Уолтеме, штат Массачусетс – неаккредитованной медицинской школе, которая отказалась вводить еврейские квоты и впоследствии стала составной частью Брандейского университета.

Вот так после войны Морти и Рэй вместе оказались на практике в больнице Фар-Рокуэя. Братья были умны и честолюбивы. Мариэтте они нравились. Пусть практика давалась интернам нелегко, но в Саклерах чувствовалась joie de vivre (радость жизни, жизнерадостность), которую молодая женщина не могла не оценить. Природа наделила братьев диаметрально разными характерами: Морти был горяч и вспыльчив,