У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(7) 2020 г. - Альманах Российский колокол

станет. А как растолковал я всё ей, разложил по полочкам, заплакала, жить без меня, говорит, не захочет…

Брынин снял пилотку, провёл данью по коротким жёстким волосам. Старшина шёл рядом, опустив голову и глядя себе под ноги, будто высматривая что-то. Откровения Аркадия растревожили ему душу. «А как бы я поступил на его месте?» – думал он и не находил ответа. Хрустнуло раздавленное стекло. Сержант решительно надвинул пилотку на лоб.

– Так и лежал я возле неё, Витёк, любуясь ею и не трогая её, стараясь запомнить каждый изгиб её нежного тела. Заметил, что груди её пополнели, а ладони погрубели от нелёгкой работы; что косу отрезала – хлопот, видно, с ней много…

– О матери-то сказал? – очнулся от своих раздумий Колобков.

– Не хотел радость её омрачать. Решил сказать, когда уходить буду… Ох, Витя, о чём мы только с ней не говорили в ту ночь! Я хоть и уставшим был, но какой тут, к чёрту, сон!.. Наговориться с нею, налюбоваться ею не мог… И всё ж таки одолел лукавый: не заметил, как на полуслове, обняв её сладко, задремал ненароком… И только задремал, как скрипнула дверь, керосинка затлела, и – слышу – крик ошалелый: «Ты что ж это, ирод проклятый? Девку позорить вздумал?!» Я и глазом моргнуть не успел, как бабка Глафира – а это была она – огрела меня кочергой по лопаткам голым. «Убью, – кричит, – паршивца, зараз убью!» Ошалел я от боли и крика, чуть в драку не полез, да осенило потом: как, в самом деле, возле Галинки раздетым выгляжу? Отвечаю бабке укоризненно: «Неужто вы, пожилая женщина, доброго человека от дерьма отличить не можете? Не тронул я Галинку… Да хоть проверьте сами, сразу же убедитесь». «Знаю я вашего брата, – скрежещет старуха. – Всю жизнь девкам помогала – одним родить, другим – от греха избавиться… Так уж и не трогал её?» «Что ты, бабушка, он не такой, он правду говорит», – это Галинка за меня вступилась с печки. «Смотри у меня, – бабка Глафира погрозила ей пальцем. – Тебе дальше жить… В глаза людям смотреть».

Тут я и рассказал обеим про больницу и тётку Анну. Галинка встрепенулась, забегала по избе, схватившись за голову. Бабка Глафира припечалилась. А мне собираться надо. Утро вот-вот высветится. Галинка со мной было собралась идти – мать навестить, да бабка ей не позволила. Сказала, подводу выхлопочет, привезёт больную Анну в деревню. Успокоил я Галинку кое-как, стал прощаться. «Кого нынче приняли?» – спросил, чтобы бабку Глафиру от тяжёлых мыслей отвлечь. А сам загадал: мальчик – значит, у нас с Галинкой всё хорошо будет. Девочка – знать, не судьба нам быть вместе. Повитуха говорит: «Мальчик». Ох, и обрадовался я, Витёк! Расцеловал обеих.

Галинка провожать меня вышла. «Не жалеешь?» – спрашивает. Понял я, о чём это она. Обнял её, прижал к себе и так крепко поцеловал, что, кажется, всю свою невыплеснутую любовь в поцелуй вложил. «Не жалей меня, мужика, – говорю. – Себя береги. А голод свой мужчина всегда утолить сумеет…»

Так и запомнил её, одиноко стоящую в предутренней дымке у плетня. И пошёл себе по дороге дальше, думая о том, что…

Слух резанул неожиданный грохот вдали, нарастающий свист. Они инстинктивно пригнулись. Но поздно, поздно!.. Брынин упал ничком, без стона и крика, как срезанные серпом колосья пшеницы… так и не успев довершить начатую фразу.

– Аркаша! – взвизгнул Колобков, бросаясь к нему.

И в ужасе отпрянул: там, где должна была покоиться голова сержанта, на земле расползалось кроваво-белое месиво… Оказывается, со стороны станции им в спину, словно вдогонку, летела чугунная болванка. И в доли секунды сделала своё страшное дело…

– Аркадий… – закричал безголосо старшина. – Друг закадычный… Земеля! Как же это? Говорил ведь, что мальчик, а?

Он раскачивался на коленях, уткнув своё юное, почти мальчишеское лицо в пилотку, с болью осознавая, как порой был не щедр на ласковое слово для друга, и как теперь все слова безнадёжно пусты и нелепы, потому что уже не для кого их произносить.

Пером беспристрастным

Валентин Тихонов

Тихонов Валентин Максимович родился в 1941 году, живёт в Красноярском крае. Окончил Красноярский сельхозинститут и факультет педагогической подготовки Ленинградского педагогического института им. Герцена.

Работал в сельском хозяйстве, в промышленности, занимался преподавательской деятельностью, был руководителем исследовательской группы в НИИ. Стихи начал писать в 2019 г.

Встреча в вагоне

Рассказ

Дороги… Дороги… Сколько их было в моей жизни; расставания и встречи, радость и горе, любовь и разлука… Многое в памяти сохранилось и многое утрачено, но мою первую, дальнюю дорогу я не забывал и не забуду никогда.

Подходила к концу зима 1959 года. Заканчивалась учёба в школе; впереди были выпускные экзамены, а затем… а затем нужно было определяться – что делать дальше? Конечно, хотелось в институт, но, чтобы поступить в него, требовался трудовой стаж, иначе трудно выдержать конкурс. Значит, нужно устраиваться на работу. А куда?..

Однажды, в конце февраля, в школу пришёл пожилой геолог, поговорил о чём-то с директором, а затем долго беседовал с нами – выпускниками. Он интересно и увлекательно рассказывал о своей работе, о её нужности для страны, о походах и приключениях в тайге. Кончил он тем, что предложил нам записаться на курсы операторов-радиометристов. Желающих оказалось много, в том числе и я. Курсы были успешно окончены, мы изучили разные радиометрические приборы, получили удостоверения и были готовы к поиску радиоактивных руд.

Выпускные экзамены позади; улеглись волнения, переживания, тревоги и огорчения; отшумел выпускной вечер, продолжением которого были гулянья в лесу, песни и танцы у костров; простились мы с родной школой, с нашими учителями, которые вдруг стали родными и близкими, и разбрелись кто куда.

Мне нужно было ехать в Горную Шорию – там находился геологический отряд, и туда я получил направление. Мама приготовила рюкзак, сложила в него мои вещички и нехитрую деревенскую снедь; попрощался я с родными… и на поезд, в дорогу – «за туманом и за запахом тайги».

Я впервые надолго уезжал из дома; дальше окрестных сёл и районного городка я не ездил. И вот я еду; из трубы паровоза идёт густой дым, погромыхивают на стыках колёса, покачивается вагон; за окном хакасская степь, «могильные поля», а на них множество курганов с каменными надгробиями. В открытое окно вагона доносятся запахи трав и цветов. На каждой станции маленькие базарчики,