У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(3) 2018 г. - Альманах Российский колокол

Несколько штрихов биографии. Иосиф Александрович Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде. Отец – военный моряк, после демобилизации – фотокорреспондент. Мать – Мария Вольперт – бухгалтер. С юности Иосиф был рыжим с конопушками. Один его знакомый говорил: «Что такое Бродский? Это чахлое еврейское растение…» Чахлое и непоседливое.

Бродской не окончил 8-й класс и ушёл из школы в «большую жизнь»: фрезеровщик на заводе, прозектор в морге, сезонный рабочий в геологических экспедициях, картограф, кочегар, матрос, смотритель маяка. Сделал попытку стать подводником, но во 2-е Балтийское училище его не приняли, скорее всего из-за еврейского происхождения. А вот посещать лекции в ЛГУ разрешили.

Но перебор профессий – не главное. Главное, что Иосиф Бродский ощущал себя поэтом. Он бредил стихами. Знакомые шутливо и снисходительно называли Бродского «ВР», что означало «великий русский поэт». Они шутили, но Бродский верил в своё величие с ранних лет.

Евгений Рейн вспоминает, как в их компанию молодых поэтов ворвался однажды юный Бродский, и Леонид Ентин молил Рейна: «Бога ради, спаси! Пришёл мальчик, который не дает нам спокойно выпить. Всё время читает свои стихи…» Позднее Бродский вошёл в круг молодых ленинградских поэтов, которым покровительствовала Анна Ахматова, назвавшая их содружество «волшебным хором» (Рейн, Бобышев, Найман).

В 21 год Иосиф Бродский написал замечательный «Рождественский романс»:

Плывёт в тоске необъяснимой

среди кирпичного надсада

ночной кораблик негасимый

из Александровского сада.

Ночной кораблик нелюдимый,

на розу жёлтую похожий,

над головой своих любимых,

у ног прохожих…

И провидческая концовка-надежда:

Как будто жизнь начнётся снова,

как будто будут снег и слава,

как будто жизнь качнётся вправо,

качнувшись влево.

Она и качнулась сначала влево. И тут следует вспомнить, что становление Бродского проходило после того, когда закончилась «оттепель» и пошли андроповские заморозки. Вписаться в советскую поэзию с её надрывным патриотизмом и крикливым оптимизмом Бродскому было трудно: он не испытывал никаких «верноподданнических сантиментов». Он пытался быть самим собой, что уже было подозрительным для власти. Первая публикация Бродского – «Баллада о маленьком буксире» (журнал «Костёр», ноябрь 1962 года) да несколько переводов. Но и этого оказалось вполне достаточного для гонения. Газета «Вечерний Ленинград» разразилась статьёй «Окололитературный трутень». И началось позорное судилище.

Первый привод в суд состоялся 18 февраля 1964 года (Бродскому шёл 24-й год).

И сразу звонкий ярлык: «Тунеядец!», окрик: «Бродский, сядьте прилично!» – и вопрос, преисполненный государственного пафоса: «А что вы сделали полезного для Родины?!»

Судья Савельева никак не могла понять, что такое «подстрочник»: «Вы перевели книги “Кубинская поэзия”». Вы что, кубинский знаете? Не знаете? Значит, вы пользовались чужим трудом».

И зубодробительный судейский вопрос: «А почему вы вообще считаете себя поэтом? Кто вас им назначил?» Бродский ответил, что это от Бога. Судья взвилась до потолка. Приговор: 5 лет ссылки за «тунеядство».

Ссылку Бродский отбывал в деревне Норинская Архангельской области. Работал напряжённо над собой. У него была фантастическая способность. Он выучил английский язык, читая поэзию Джона Леннона со словарем. Через полтора года под давлением общественности Бродский был освобождён и вернулся в Ленинград, где его по-прежнему игнорировали газеты и журналы, об издательстве и речи не могло быть. Но Бродского заметил благосклонный Запад, и в 1965 году в Нью-Йорке выходит первая книга стихов.

4 июня 1972 года поэт выехал из Советского Союза и больше никогда не возвращался на родину. Покидая отчизну, Бродский письмо написал Брежневу «с просьбой позволить… присутствовать в литературном процессе в своём отечестве». Эта просьба была наивной.

А дальше потекла жизнь американская. Бродский начал работать в Мичиганском университете. Потом шесть лет преподавал в колледже Маунт-Холик в штате Массачусетс. Ещё – Нью-Йорк. На вопрос: «Бродский был счастлив в Америке?» – его друг Виктор Голышев ответил: «Его жизнь висела на нитке, ему два раза перешивали околосердечную артерию. При этом он каждую неделю ездил из Нью-Йорка в Массачусетс преподавать, и жил один в профессорском доме – а по ночам его часто прихватывало…»

Преподавал, занимался активным творчеством («Скрипи, скрипи, перо! Переводи бумагу!..»), выпустил немало книг («Часть речи», «Конец прекрасной эпохи», «Римские элегии», «Мексиканское романсеро», «Урания» и другие). Освоил, почти в совершенстве, язык и писал на английском эссеистику (сборник «Меньше единицы», 1986). Сборник «Less then one» произвёл большое впечатление и сразу был переведён на многие языки, что явилось важным аргументом в пользу Бродского в Нобелевском комитете. В книгу вошли 18 эссе, два из них автобиографические. Одна только фраза из эссе: «Надёжная защита от Зла – это предельный индивидуализм».

Советы Бродского исполнены мудростью раввина. Американским студентам он советовал:

«Старайтесь не обращать внимания на тех, кто пытается сделать вашу жизнь несчастной. Таких будет много – как в официальной должности, так и самоназначенных. Терпите их, если не можете их избежать, но как только вы избавитесь от них, забудьте их немедленно».

И ещё:

«Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы… Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы, историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д.».

Жизнь в Америке складывалась интересно, тяжело и бурно, с приступами одиночества: «Все мы приближаемся к поре безмерной одинокости души», – говорил он. Когда в Америку приезжали русские поэты, Бродский непременно вёл их в ресторан, всем давал деньги, выступал на вечерах даже у тех, кто ему не нравился, и говорил, какие они хорошие. Виктор Голышев отмечал: «В этом смысле Бродский был замечательно беспринципен: человеческое существование он ставил выше своих личных оценок. Это очень редкое свойство среди пишущих людей».

Бродского частенько видели в ресторане Романа Каплана «Русский самовар». 3 декабря 1995 года там за столиком он набросал строки:

Зима! Что делать нам в Нью-Йорке?

Он холоднее, чем луна.

Возьми себе чуть-чуть икорки

и водочки на ароматной корке -

погреемся у Каплана.

В 1987 году разорвалась «бомба»: эмигрант и изгнанник Иосиф Бродский получил Нобелевскую премию. В СССР многие взвыли: как – Бродский?! А я? Да кто он такой?! Александр Межиров резонно заметил одному из возмущавшихся, Евтушенко: «Чего вы хотите, Женя? Бродский отдал поэзии 100 процентов, а вы только 5 процентов!»