Российский колокол № 7-8 2020 - Коллектив авторов

Его слова вызвали лёгкое движение в рядах стоящих на плацу солдат, а младшие офицеры невольно переглянулись. Командир дивизиона молчал. «Что же он молчит, – глядя на его опущенную голову, с досадой подумал я, – почему позволяет оскорблять и кричать на себя?» Тягостное чувство овладело мною. Где-то в глубине души я понимал, что после всего случившегося у командира бригады случился нервный срыв, однако ощущение было такое, словно тебе ни за что ни про что при всех дали пощёчину.

– Какое совещание? Какой выговор?! – продолжал распекать офицера Михальчук. – Работать надо с личным составом! Поучитесь в батарее управления, как это надо делать. Немедленно запланировать и провести в дивизионе занятия с «заряжающими» с последующей сдачей зачётов. Это касается всех командиров дивизионов… У вас будут объявления? – несколько поостыв, обратился он к своим заместителям.

– Прошу напомнить коммунистам, что сегодня в девятнадцать часов в клубе части партийное собрание бригады, – обратился к замполитам дивизионов начальник политотдела.

К назначенному времени коммунисты стали собираться у клуба. Щиты его, некогда радовавшие всех своей новизной, от времени и непогоды давно потемнели и облупились, и теперь клуб больше походил на семейный барак старой постройки. Он смотрелся довольно мрачно, и даже лучи заходящего солнца не оживляли его угрюмого вида. Кресла в нём были старые, часто ломались, и начальнику клуба стоило немалых трудов содержать их в порядке.

Было девятнадцать часов, но коммунисты толпились в курилке и заходить в клуб не торопились. Ждали начальника политотдела майора Краснощёкова, который в это время в штабе части разговаривал по телефону с начальником политотдела дивизии. Наконец все расселись в зале. Началось выдвижение кандидатур в президиум собрания. Вместе с тремя начальниками служб, командиром бригады и двумя его заместителями в президиум собрания кто-то предложил мою кандидатуру. Мне показалось это странным, но я не подал вида. Впереди меня сидел старшина второй батареи. Не услышав среди кандидатов в президиум своей фамилии, старшина от неожиданности замер на месте. Он впервые остался не у дел и теперь растерянно смотрел по сторонам, ища сочувствия и поддержки. Вдруг он оглянулся, скользнул по мне взглядом, и в его глазах мелькнула неприкрытая неприязнь и зависть. Разве можно такие мелочи принимать так близко к сердцу? Мне стало жаль его. К столу президиума я выходил одним из последних: я собирался выступать и надеялся сесть с краю. Но не тут-то было.

– Проходи вперёд, Косарев, – пропуская меня, сказал Михальчук, увидев, что ему придётся сидеть рядом с начальником тыла бригады полковником Твердохлебовым, которого он явно недолюбливает.

В бригаде зовут Твердохлебова черепом, так как у него большая голова, широкие скулы и глубоко запавшие глазницы. Он бреет голову, и от этого она ещё больше похожа на череп. Он единственный из замов, кто, как и командир бригады, имеет звание полковника. Твердохлебов хороший офицер, но у него есть одна слабость. Находясь вместе с другими замами во время прохождения бригады торжественным маршем на трибуне, он всё время норовит стать рядом с командиром бригады. А так как он на две головы выше комбрига, то рядом они смотрятся как Тарапунька и Штепсель, что всякий раз вызывает у всех улыбку. Заметив это, Михальчук к концу развода всякий раз отсылает Твердохлебова в одно из подразделений, стоящее на левом фланге бригады, с поручением проверить у личного состава форму одежды или стрижку, поднимается на трибуну и даёт команду: «К торжественному маршу!..»

Начальник политотдела выступал с докладом: «Задачи, стоящие перед коммунистами бригады на новый учебный год в свете проходящей в стране перестройки». Михальчук то и дело перебивал докладчика, мешал ему говорить, видимо считая, что без его уточнений и комментариев коммунисты бригады не поймут задач, стоящих перед ними.

– Кто желает выступить? – спросил председатель собрания, когда перешли к пункту: «разное».

Устроенный сегодня Михальчуком разнос командиру второго дивизиона обсуждался в бригаде весь день. Многие коммунисты высказывались по этому поводу довольно резко: с недавнего времени распекать подобным образом на плацу офицеров у Михальчука вошло в привычку. Я был почти уверен, что кто-нибудь из них наберётся смелости и выступит на собрании, но в зале стояла мёртвая тишина и большинство присутствующих сидели, опустив голову. Я уже взялся за спинку стула, намереваясь встать, как вдруг увидел, что руку поднял Павел. После развода мы ненадолго остановились у казармы, и между нами произошёл следующий разговор.

– Круто! – сказал Павел.

– А что ты хочешь – командир бригады…

– Я бы не смолчал.

– Я бы тоже.

– И давно у вас такое?

Я неопределённо махнул рукой.

– Кто это? – наклонившись ко мне, спросил Михальчук, когда Павел поднялся с места.

– Старший прапорщик Вершинин, старшина третьей батареи.

Михальчук повернулся к начальнику политотдела майору Краснощёкову.

– Олег Иванович, в чём дело?

Сидевший с краю Краснощёков от неожиданности интуитивно втянул голову в плечи.

– Я, когда уезжал из бригады, давал команду в первую очередь укомплектовать старшиной батарею управления. Нет, – в негодовании развёл руками Михальчук, – ну что хотят, то и делают! Я только сейчас узнаю, что прибыл новый старшина. Ну ничего, после собрания я разберусь с этим вопросом.

– Подскажите свою фамилию, – обратился председатель к Павлу, проходившему мимо стола президиума. – Товарищи, слово предоставляется коммунисту Вершинину.

Павел прошёл за трибуну, и взгляды всех присутствующих, в том числе и сидевших в президиуме, устремились на него. Большинство коммунистов видело его впервые, тем сильнее был интерес к тому, что он собирался сказать. Едва он произнёс, что собирается поднять на собрании вопрос о поведении коммуниста Михальчука, сдавленный вздох одобрения прошёлся по рядам. Все сидевшие в зале внутренне подобрались, и у некоторых на лицах появилась такая же решимость, какая обычно бывает на лице у штангиста, вышедшего на помост для последней попытки, понимающего, что, если и сейчас вес не будет взят, в его жизни всё останется по-старому.

– Я не собирался выступать, – продолжал Павел, – но, видя, как бесцеремонно ведёт себя коммунист Михальчук даже здесь на партийном собрании, не смог удержаться. Так обычно ведут себя господа со своими слугами, не считая их за людей. В то же время коммунисту Михальчуку надо отдать должное: он великолепный артиллерист и грамотный, умелый руководитель. Об этом свидетельствуют два ордена на его груди. Это требовательный командир, умеющий жёстко спросить за допущенные ошибки. В этом я его целиком поддерживаю. Но беда в том, что спрос спросу рознь…

Павел говорил взвешенно, подбирая слова так, чтобы они не задевали самолюбия Михальчука, но они звучали в зале как гром среди ясного неба.

– Что предлагаете? –