Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Осенняя сюита» - Альманах Российский колокол

излучающие доброту и страдание. Меня поразили глаза, и, заглядевшись, я увидела, что мужчина со шляпой вернулся и заметил в моих руках цепочку от медальона. На меня смотрел тот самый человек с фотографии – те же глаза, тот же с ямочкой подбородок. Ощутив, что я прикоснулась к чему-то очень личному, я не попыталась даже спросить.

Мужчина сам, не ожидая моего вопроса, произнес:

– А я до последнего времени ничего не знал. Сегодня ее не стало, мамы. А это на фотографии мой отец. Он был пленным. В 1916 году около двух тысяч пленных австрийцев строили железную дорогу от Уральска до Илецка. Насыпи делали вручную, землю носили ведрами и носилками. Там все были молодые, но страшно уставшие от войны, от плена, от тоски по родине и от голода. У них всегда были голодные глаза. Мама – Аня, семнадцатилетняя девчонка, помогала поварихе на кухне. Она варила нехитрые каши и щи, которые пленные называли «краутсупе» и очень их не любили. И чтобы суп был повкуснее, Аня из дома, несмотря на крики сварливой и жадной матери, уральской казачки, приносила свежий укроп и зеленый лук.

Из пленных самым худым и беспрерывно кашлявшим, долго и надрывно, был Марк. Наступила весна, Марк чуть ожил на молоке и меде, которые Аня крадучись приносила для него. Он скучал по своей матери, ласково называя ее «мути», по своей деревне – «ланд». Они, пленные, все мечтали увидеть своих родных, свою родину. Вечером они сидели обнявшись друг с другом и, ритмично раскачиваясь, пели немецкие песни – ей запомнилась одна, про Августина. Пели так, что сердце щемило от напева, в этом пении были тоска и любовь.

Каждое утро Аня на кухне у печки находила букетики полевых цветов. Подснежники, тюльпаны – он приносил их с насыпи, из степи, хранил всю ночь, чтобы утром они были по-прежнему красивы. Как-то утром букетика на привычном месте не оказалось.

Она давно всем сердцем потянулась к парню. Он отличался от уральских хамоватых парней, стремящихся только облапать девушку. Марк был мягким, ласковым. Еле дождавшись времени обеда – а она уже понимала немецкую речь – и увидев отвернувшихся покурить охранников, спросила пленного, который всегда рядом с Марком был: «Во ист Марк?» Тот, посмотрев на нее по-доброму, произнес быстро: «Кранке». Не смогла Аня дождаться окончания работы и, придумав уважительную причину, попросила водовоза довезти по пути за водой и ее до Белых казарм. Лошадь летела с бочкой без воды так быстро и легко, но Ане казалось, что дорога никогда не кончится, и она все подгоняла лошадь.

Перед ней предстал длинный из красного кирпича барак, мрачный и холодный. Охраны не было. Марк лежал на ветхом матраце, прикрытый грубым солдатским одеялом с головой. Аня похолодела – умер! Но одеяло пошевелилось, послышался кашель, тот самый, надрывный. Бросившись на звук кашля, она нащупала горячий, с капельками пота лоб. Недолго думая, Аня подхватила невесомое тело Марка, устремилась к выходу, где ждала ее водовозка. С помощью Васьки-балабона – водовоза, у него фамилия Балабанов была, вот и прозвали его так – погнала лошадь на Уральск, к тетке своей, знахарке. И даже Васька, хоть и испуган был ее поступком, ей не возражал. У дома тетки помог донести Ане больного в дом. Тетка, увидев, кого занесли, сказала с печалью:

– Это – все, зря старалась. Да и зачем тебе он? Других, что ль, нет? Вон их, пруд пруди, – и кивнула на Ваську. Аня только молчала, нервно теребя жакетку на груди.

– Тетечка, милая, помоги, – вымолвила она. Тетка, увидев полные слез глаза, выдавила из себя:

– Теперь уж как Бог даст!

Аня вернулась к печке, когда до ужина осталось около двух часов, заехав домой захватить полушалок оренбургский, подарок отца в приданое. Отдала его поварихе старшей, чтоб та молчала, где она была. А Ваське-водовозу обещала свести со своей подружкой Мотей, чтоб тоже молчал.

Во время ужина все пленные смотрели на нее с благодарностью. А утром следующего дня на кухне на привычном месте она увидела цветы. Это были красные маки с маленькой запиской с одним только словом: «Данке». Охранник, старый солдат, подошел к Ане: «Ты, девка, смотри, зря все, не жилец он. Не говори в городе-то».

Каждый вечер пропадала Анна у знахарки, снесла ей все, что было ценного. Та, видя ее упорство, делала все, чтобы встал на ноги Марк, и он пошел на поправку. С благодарностью и нежностью он смотрел на Аню и пытался говорить на русском ее имя, и получалось у него «Аннет». «Майне Аннет». И так случилось, стал он ее любимым.

Строительство дороги двигалось дальше, в то утро все заговорили, что пленных отправляют куда-то, и Аня почувствовала боль. Марк давно рассказал о себе, о своей деревне, скорее городке, о своей мутер, повесил Ане на шею подаренный ему мутер медальон с его фотографией. Она знала, что он ее любит, но в маленьком австрийском городке его ждала старая мать, ей нужно было принимать решение, и она его приняла. Увидев Марка за ужином, подошла к нему, сказав: «Уезжай, ты мне не нужен».

Всю ночь проплакала Аня в подушку, чтобы не слышали родители, а утром на кухне, не найдя цветов, все поняла. Позже узнала, что пленных ночью погрузили в теплушки и отправили на станцию Покровскую Саратовской губернии, а там – на родину. Сердце Анны как бы остановилось, под ним кто-то больно застучал. «Это сын, – подумала она, – как дальше жить?» Васька-водовоз сзади обнял и сказал: «На, возьми». В руках его были цветы, завернутые в плотную бумагу. Это были белые лилии с запиской: «Майне Аннет».

Прошли долгие годы. И все эти годы Аня ждала весточки. Годы-то бурные были. Какая же тогда почта была? В 1970 году из Германии пришла открытка на фамилию Ани, где было сообщено, что родственники умершего Гитермана Марка ищут Фролову Анну в связи с завещанием их брата и дяди. Аню вызывали в КГБ, выпытывали, что это за родственники, кем ей является Гитерман. Она от всего отказалась. Зачем ворошить прошлое, от этого ничего хорошего не получится. У нее остался медальон с образом Марка, да есть его сын, ее любовь и надежда, – мужчина благодарно пожал мне руку и представился:

– Марк Маркович Балабанов.

Невидимка

Красива осень, как молодая женщина с роскошными золотисто-рыжими распущенными волосами. Волосы-листья отражаются в голубом с прозрачной дымкой небе и такого же цвета глубине реки Лик (Яик). Осень напоминает