Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Бессмертный полк» - Альманах Российский колокол

Эля тоже обиделась на папу, что он не спас сына… Жаль, что она не сидела с нами в том поджигаемом доме. Тогда, может быть, понимала бы больше…

Московская семья отпала от папы, как отсохшая ветка. Олег плохо кончил в Москве в какой-то канаве… Эли тоже уже давно нет на этом свете. Я всегда чувствовала что-то кармическое в этом разрыве моего замечательного папы со своими старшими детьми.

Глава восьмая

Мечтала ли я о школе

Мечтала ли я о школе? Как и для любого ребёнка-дошко-лёнка, школа представлялась мне каким-то очень важным этапом, какой-то неотъемлемой частью заветного взросления. Но в жизни – а я это знала на основании уже кое-какого набранного семилетнего опыта – бывает разное…

А вдруг я буду какой-то «не такой» среди других, «нехромающих» детей? А голова моя, набитая до отказа огромным количеством прочитанных беспорядочно книжек, и мой здоровый эгоизм залюбленного до смерти единственного позднего ребёнка – придутся ли по душе моим вожделенным новым школьным друзьям?

Ох, права была моя чудесная мамочка, когда, глядя, как я, наполеоновским жестом указывая на дверь моей самой лучшей подруге, которая единственная сносила мои «выбрыки», чеканила:

– Выйди вон! Покинь мой дом! Я больше не хочу тебя знать! – горько и провидчески вздыхала и бормотала себе под нос:

– Господи! Как же ты жить-то будешь?

Подруга не спорила. Тихонько собрав свои рисунки, кукол и книжки, она, потупив свои необыкновенной красоты чёрные украинские глаза-«очи», испарялась, зная, что через час я «пришкандыбаю» мириться, обнимать её, и страстно просить прощения, и звать вернуться ко мне в дом, где мама шила нашим куклам такие восхитительные наряды!

И это всё притом, что подругу свою старшую я буквально обожествляла, считая её своим учителем и проводником по жизни! Такую же просветительскую роль, но уже в зеркальном отражении, играла я для своей «младшей» подружки Талочки. Это была удивительной красоты соседская девочка, живущая в другом конце переулка в семье очень состоятельных родителей, с двуми няньками: «малайкой» и «большайкой».

Родители Талочки играли важную роль в жизни нашего города, души не чаяли в старшем своём ребёнке, видимо интуитивно зная наперёд, что растят «принцессу». Да так оно, собственно, и вышло. Об этом я поведаю немного позже. А няньки не давали шагу ступить самостоятельно этой живой кукле, одевая её в безумной красоты наряды и кормя буквально с ложечки!

Мои «пацанские» наклонности – я продолжала пребывать в почётной роли вратаря футбольной команды переулка – сначала повергали Талочкиных родителей в шок, но потом они разглядели во мне книгочея и полиглота, да и папин авторитет сыграл свою роль – и милостиво разрешили «принцессе» со мной общаться… Не очень-то было и надо! Шестилетняя Талочка-кукла к тому времени ещё ничего интересного не прочла, так как была абсолютно безграмотна!

Я с жаром новоиспечённого «гуру» бросилась исполнять свои просветительские обязанности и обучать читать, писать, высказываться, мыслить, наконец! Даже мой бог, моя старшая подруга Наташа, которая к тому времени уже обучалась в таинственной английской гимназии и целые дни напролёт учила вожделенный иностранный язык, была на время отодвинута на второй план.

А я открывала всё новые и новые горизонты моей благодарной ученице! А та, в свою очередь, почтительно боготворила меня, как и я два года назад мою первую учительницу, и читала, и считала, и познавала азы ораторского искусства!

Талочка сохранит ко мне восторженное отношение на всю жизнь, даже став «марокканской» принцессой…

Сейчас я понимаю, что мы все трое, едва ли не единственные девчонки густо населённого детьми переулка в центре провинциального городка Центральной Украины, все были «не такими», все были белыми воронами, хотя я лично об этом и не подозревала, пока в один из дней не очутилась в первом классе близлежащей школы.

Школа находилась в самом центре, возле огромного, небывалой красоты парка, построенного, как говорили, на месте старого кладбища. Парк был гордостью города: в его тенистых длинных аллеях гуляла разряженная публика, кружили карусели, продавали вкуснейшее сливочное мороженое в стаканчиках или в вафлях! Школа – новая, огромная, трёхэтажная, как следствие послевоенного бэби-бума, – выходила окнами на заветный парк…

Родители некоторое время сомневались, не оставить ли меня на домашнем обучении: особенности физического развития, несносный характер и непомерные амбиции говорили в пользу такого плана, – но папа был непреклонен:

– Ты будешь, как все, бегать и прыгать на уроках физкультуры, собирать металлолом и макулатуру, учить буквы (!) и счёт!

(Боже мой! сам же рассказывал, что моё первое слово было: «сантиметр»!)

– Ты будешь, как все, без всяких поблажек, носить школьную форму и обычную обувь, ты будешь сама таскать свой портфель. Ты будешь учиться так, чтобы я мог тобой гордиться, наперекор всем врачам и всем их долбаным прогнозам!

Дорогой мой! Я до сих пор живу по твоим рецептам… Я никогда не отступила от твоей программы – ни в чём не давать себе поблажки, быть как все, хотя бы внешне, внутренний же мой мир – это уже моё сугубо личное дело…

Первый и единственный раз, если не считать выпускного вечера (но уже в другой школе), мои родители зашли на школьный двор. Первого сентября двор школы кишел школьниками, учителями, их родителями! Мне заплели толстенную длинную косу с огромным белым бантом (ох уж мне этот бант – стыдоба!), обрядили в форму с белым фартуком (ненавижу!), дали в руки букет и подтолкнули к стайке первоклассников во главе с сухопарой пожилой учительницей с поджатыми губами. Я поковыляла к классу.

Классу я не понравилась. Дети перешёптывались и хихикали, глядя на меня. Я оглянулась на родителей: маленькие мои папка с мамкой, чуть не плача, глядели на меня во все глаза, поддерживали, опекали… На расстоянии.

К группке хихикающих подскочил один из моих сотоварищей по футбольной команде в переулке и дал пару «лещей». Хихиканья смолкли. Я училась понимать, что дети – жестокий народ, и начинала вырабатывать в себе «инстинкт джунглей»…

Учительница отдала какие-то свои первые распоряжения и повергла меня в шок! Она говорила неграмотно: не теми словами и с не теми ударениями, к которым призывал литературный язык! Школа начинала мне явно не нравиться!

На первом уроке мы писали палочки. Дети старались следовать объяснениям и старательно корпели над тетрадками, высунув язычки… Я же, презирая неправильности языка учительницы, слушала вполуха и, начертав что-то по-быстрому в тетради, протянула задание учительнице. В глазах потемнело: на меня смотрела огромная жирная красная «двойка»!

Спешу